Не уделяй мне много времени,

Вопросов мне не задавай.

Глазами добрыми и верными

Руки моей не задевай.

Не проходи весной по лужицам,

По следу следа моего.

Я знаю - снова не получится

Из этой встречи ничего.

Ты думаешь, что я из гордости

Хожу, с тобою не дружу?

Я не из гордости - из горести

Так прямо голову держу.

КОФЕЙНЫЙ ЧЕРТИК

Опять четвертый час. Да что это, ей-богу!

Ну, что, четвертый час, о чём поговорим?

Во времени чужом люблю свою эпоху:

тебя, мой час, тебя, веселый кофеин.

Сообщник-гуща, вновь твой черный чертик ожил.

Ему пора играть, но мне-то — спать пора.

Но угодим — ему. Ум на него помножим —

и то, что обретем, отпустим до утра.

Гадаешь ты другим, со мной — озорничаешь.

Попав вовнутрь судьбы, зачем извне гадать?

А если я спрошу, ты ясно означаешь

разлуку, но любовь, и ночи благодать.

Но то, что обрели,— вот парочка, однако.

Их общий бодрый пульс резвится при луне.

Стих вдумался в окно, в глушь снега и оврага,

и, видимо, забыл про чертика в уме.

Он далеко летал, вернулся, но не вырос.

Пусть думает свое, ему всегда видней.

Ведь догадался он, как выкроить и выкрасть

Тарусу, ночь, меня из бесполезных дней.

Эй, чертик! Ты шалишь во мне, а не в таверне.

Дай помолчать стиху вблизи его луны.

Покуда он вершит свое само-творенье,

люблю на труд его смотреть со стороны.

Меня он никогда не утруждал нимало.

Он сочинит свое — я напишу пером.

Забыла — дальше как? Как дальше, тетя Маня?

Ах, да, там дровосек приходит с топором.

Пока же стих глядит, что делает природа.

Коль тайну сохранит и не предаст словам —

пускай! Я обойдусь добычею восхода.

Вы спали — я его сопроводила к вам.

Всегда казалось мне, что в достиженье рани

есть лепта и моя, есть тайный подвиг мой.

Я не ложилась спать, а на моей тетради

усталый чертик спит, поникнув головой.

Пойду, спущусь к Оке для первого поклона.

Любовь души моей, вдруг твой ослушник — здесь

и смеет говорить: нет воли, нет покоя,

а счастье — точно есть. Это оно и есть.

ОСЕНЬ

Не действуя и не дыша,

все слаще обмирает улей.

Все глубже осень, и душа

все опытнее и округлей.

Она вовлечена в отлив

плода, из пустяка пустого

отлитого. Как кропотлив

труд осенью, как тяжко слово.

Значительнее, что ни день,

природа ум обременяет,

похожая на мудрость лень

уста молчаньем осеняет.

Даже дитя, велосипед

влекущее,

вертя педалью,

вдруг поглядит на белый свет

с какой-то ясною печалью.