Квинтэссенция платонизма

[Polluks]

Спасибо Вам Заман очень приятно читать.

Правда есть у меня вопросы.

 

 

[Zaman.]

Познание в философии

Вопрос о познании, его возможности, содержании и границах представляет одну из наиболее трудных задач, разрешением которых занимается философия, и сверх того он обладает еще той особенностью, что, чем более углубляешься над ним, тем более начинаешь сознавать его важность, Едва замеченный первыми философами, в новой философии он выдвинулся на первый план. Как выяснилось из исторического развития самой философии, прежде всего необходимо должен быть ясно поставлен и так или иначе разрешен вопрос о познании, чтобы стало затем возможным приступить к разрешению и других философских вопросов. Никакое новое философское учение, которое могло бы рассчитывать на свое дальнейшее развитие в будущем, теперь невозможно без теории познания. В новейшей научной философии нашего времени теория познания требуется в качестве необходимого введения в философию.

Как бы сильно ни различались мнения философов относительно возможности происхождения и развития познания, однако все вынуждены признать, что без логического мышления развитие познания невозможно. Даже абсолютное сомнение, не допускающее никакого познания истины, и то пытается, по крайней мере, этот отрицательный результат подкрепить логическими аргументами. Не менее единодушны все философы и относительно того, что одного мышления еще недостаточно, чтобы мог возникнуть факт познания, но что мышление должно обладать каким-нибудь содержанием, которое тем или другим образом дается ему. Даже и тот, кто приписывает мышлению силу из небольшого числа первоначальных идей развить все познание, должен предположить данным хотя бы это начало.

Только с вопросом о том, каким образом дается мышлению это его первоначальное содержание, начинается спор между различными направлениями. Так как мышление заключается только в установлении связей между различными частями разнородного содержания нашего внешнего и внутреннего опыта, то эмпиризм признает источником всякого познания только опыт.

[Zaman.]

Джон Локк, один из главнейших представителей эмпирической философии

 

Но так как, с другой стороны, всякое знание предполагает достоверность, а последняя, в свою очередь, подведение познанного под известные очевидный положения, то, в противоположность эмпиризму, рационализм утверждает, что действительное познание может быть развито мышлением только из такого содержания, которое, независимо от всякого опыта, в той же мере первоначально и очевидно, как и само логическое мышление.

Рене Декарт, основатель новоевропейского рационализма

 

Притязания этих обоих направлений пытается опровергнуть скептицизм, указывая на то, что опыт в силу обмана чувств и непрерывной смены явлений лишен достоверности, а что касается логического мышления, то последнее может быть с удобством употреблено для доказательства положений, противоречащих друг другу. К этим трем философским направлениям присоединяется, наконец, критицизм, который как беспристрастный судья, старается каждому из упомянутых направлений воздать должное. Эмпиризм, по его мнению, прав, насколько сводит содержание познания к опыту, рационализм – насколько признает безусловную достоверность только за теми составными частями познания, которые не могут быть выведены из опыта, и даже скептицизм допускается им, если только последний ограничивается отрицательным отношением ко всяким попыткам догматических утверждений со стороны философов-рационалистов или философов-эмпириков.

[Zaman.]

Иммануил Кант - основоположник критицизма в теории познания

 

Основным вопросом теории познания является вопрос о том отношении, которое существует между мыслью и действительностью, между познающим существом и познаваемым предметом или, как выражаются философы, между субъектом и объектом, Теория познания, из которой исходит современная научная философия, кладет в свое основание положение о неразрывной связи, существующей между субъектом и объектом. Наши представления являются первоначально сами объектами. В первоначальном «представлении-объекте» нельзя найти ни понятия объекта, ни понятия о мыслящем субъект, как таковом, но оно является одновременно и тем и другим, и мыслимым и мыслящим. Только теоретическое размышление разрушает это единство и отделяет представление от объекта. Но раз это единство нарушено, раз познавание из наивной формы, еще не знающей различия между представлением и объектом, перешло к той размышляющей форме познания, которая объект представления противополагает самому представлению, – возвращение к наивному пониманию уже более невозможно. Однако можно поставить размышлению два требования, которые должны служить основанием для всех соображений об отношении мыслящего субъекта к мыслимому объекту. Первое требование заключается в том, что мы должны всегда иметь в виду, что различение понятий, выполняемое отвлеченным мышлением, только тогда доказывает раздельность самих объектов этих понятий, если действительно возможно продукты отвлеченного различения показать, как разделенные в непосредственном восприятии. Второе же требование состоит в том, чтобы всегда ясно сознавать мотивы, побуждающие отвлеченное мышление к его различениям, и чтобы исключительно только от этих мотивов заимствовать точки зрения, согласно которым мы судим о реальном значении производимых различений. Это последнее требование указывает нам тот путь, которого следует держаться при обсуждении проблемы познания в философии. Прежде всего, возникает вопрос о психологических мотивах, побуждающих отвлеченное мышление разделять первоначальное «представление-объект» на представляемый объект и представляющий субъект, а затем, как вторая задача, присоединяется вопрос о логическом значении этих мотивов и о тех последствиях, которые, согласно с этим, могут быть выведены из них для нашего понимания действительности.

[Zaman.]

Таким образом, предмет, из которого должна исходить общая философская теория познания, есть «представление-объект» со всеми свойствами, которыми оно непосредственно обладает, следовательно, также в особенности со свойством быть реальным объектом. Пытаясь проследить правильную последовательность возникающих в мышлении мотивов и их действие на развитие понятий, мы должны будем, смотря по роду и объему применяемых при этом интеллектуальных функций, различать определенные ступени познания, которые вкратце могут быть обозначены как воспринимающее, рассудочное и разумное познание. К области первого следует причислить все те преобразования, которым подвергаются первоначальные «представления-объекты», если только эти преобразования совершаются уже внутри обыкновенных процессов восприятия, без вспомогательных средств и методов научного образования понятий. К рассудочному познанию, напротив, причисляются все те улучшения и дополнения, которые вносятся в содержание и связь представлений при посредстве методического логического анализа. Наконец, под именем разумного познания следует понимать все усилия мышления связать отдельные достигнутые рассудочным познанием результаты в одно целое.

Но, разграничивая таким образом эти различные ступени познания, надо остерегаться от понимания их, как специфически различных, резко разделенных в действительности форм познания. Одна и та же цельная духовная деятельность действует на всех этих ступенях познания, и сообразно с этим деятельности восприятия и рассудка, рассудка и разума постоянно переходят друг в друга. Можно было бы сказать также для характеристики этих различных ступеней познания, что воспринимающее познание принадлежит практической жизни, рассудочное познание – области отдельных наук, а разумное – философии. Но и здесь опять-таки следует помнить, что подобные различия имеют условное значение. Наука опирается на опыты практической жизни, а приобретения самой науки становятся мало-помалу твердым достоянием практической жизни, которым последняя пользуется постоянно при составлении суждения о тех или других предметах. Философия бывает вынуждена вмешаться в работу отдельных наук, чтобы, дополнив и где необходимо исправив, продолжать её далее со своей более общей точки зрения, а что касается отдельных наук, то последние части против своей воли бывают принуждены философствовать, если не хотят лишиться лучшей доли своих результатов. Вот почему, коль скоро сознана эта необходимость взаимного дополнения и помощи, не может быть и речи о продолжительном несогласии между философией и наукой, точно так же, как и между последней и практической жизнью.

[Zaman.]

Идеализм в философии

 

Идеализм (новолат.) – философский термин. Надо различать, прежде всего, практический и теоретический идеализм. Практический или этический идеализм обозначает отличительное направление и колорит всей душевной жизни и деятельности человека, руководимого идеалами. Идеалист прикладывает к действительности свои идеалы, он спрашивает не о том, каковы вещи, а о том, какими они должны бы быть. Существующее редко удовлетворяет его, он стремится к лучшему, более прекрасному миру, отвечающему его понятию о совершенстве, и в котором он уже живет умственно. Не таков мечтательный идеализм (идеализм в худшем смысле), который представляет себе фантастический идеальный мир, не задаваясь вопросом, находится ли он в пределах возможности, согласуется ли с природою вещей и человека. Такой идеализм приводит или к пессимизму и бездеятельным грезам, или к гибели индивидуума в борьбе с действительностью.

Теоретический же идеализм может быть или теоретико-познавательным или метафизическим. Первый состоит в утверждении, что наше познание никогда не имеет дела непосредственно с самими вещами, но только с нашими представлениями. Он был обоснован Декартом, который сделал исходным пунктом своей философии вопрос, имеем ли мы право допускать, что нашим представлениям соответствуют предметы, а вместе с тем и предварительное сомнение в реальности этих последних (скептический идеализм). Системы Спинозы и Лейбница принадлежат тоже к идеалистическим, но у них сомнение не более, как переходная ступень, так как на основании правдивости Бога, как виновника наших представлений, по учению Декарта, или «предустановленной гармонии», которую допускает Лейбниц, мы вправе предполагать реальные внешние вещи соответствующими нашим представлениям.

[Zaman.]

Однако, под влиянием Локка, Беркли и Юм пошли еще дальше: первый признавал только реальность Бога (как виновника наших представлений) и других духов, но оспаривал реальность внешних вещей, а последний – вообще всякое реальное бытие вне представлений (субъективный идеализм). Наконец, Кант пытался со своим критическим или трансцендентальным идеализмом проложить средний путь, так как хотя он утверждал, что пространство и время – только формы нашей чувственности, а вещи – только явления, которые обусловлены этими формами и не могут быть представленными помимо ощущающего субъекта, но при этом признавал несомненною эмпирическую реальность «вещей в себе», вне индивидуальной личности, которая сама представляет собою только явление в трансцендентальном смысле. Сомнительным остается у него, соответствуют ли вообще явлениям (эмпирическим объектам) вещи в себе (трансцендентальные объекты), недоступные нашему познанию, или понятие о последних лишено вообще смысла. Теоретико-познавательный идеализм подтверждается новейшею физиологиею и психологиею, которые учат, что представление пространственного внешнего мира возникает в душе и что при этом существенную роль играют субъективные факторы.

Метафизический же (объективный) идеализм учит, что истинно сущее заключается не в мертвом веществе и слепых естественных силах, а в духовных принципах («идеях»): вещественная природа – только форма, в которой отчеканивается идеальное духовное содержание, подобно тому, как художественное произведение – только средство для осуществления художественной идеи. Метафизический идеализм отдает, следовательно, преимущество идеальному перед чувственно реальным, причинное объяснение подчиняет телеологическому, а исследование частных веществ и сил признает низшею ступенью познания природы, завершаемого лишь проникновением в общий «план» и «цель» создания.

[Zaman.]

 Это учение было обосновано в древности Платоном и развито дальше неоплатониками. В новое время Кант снова восстановил его, а затем Фихте, Шеллинг и Гегель создали блестящие идеалистические системы, обратив теоретико-познавательный идеализм Канта в метафизический. Если Кант утверждал, что внешние вещи суть лишь явления для субъекта, то Фихте учил, что они целиком определяются чрез посредство Я и понимал мировой процесс, как постепенное осуществление нравственных идей. Шеллинг расширил это понятие Я в понятие всеобщей творческой деятельности, чрез которую получают реальность Я и все единичные существа, которая образует природу и духовную жизнь, смотря по тому, сознает она или не сознает себя (объективный идеализм). Наконец, Гегель перешел к абсолютному идеализму, говоря: «Мышление, понятие, идея или скорее процесс, имманентное происхождение понятия есть единство сущее и истинное. Природа – та же идея в форме инобытия». Но и эти крупные мыслители не могли устранить затруднений, связанных с вопросом об отношении идеального к реальному, причинности к телеологии и их системы позже сильно поколебало клонящее к материализму реалистическое естественнонаучное мировоззрение. В конце XIX века Эдуард фон Гартман старался в своей «Философии бессознательного» обновить метафизический идеализм и примирить его с реализмом.

[Zaman.]

Материализм в философии 

 

Материализм (лат.), означает в теоретическом смысле тот метафизический реализм, который рассматривает «материю», как конечную основу всей действительности, все равно будет ли это протяженная телесная масса, или агрегат рассеянных, разделенных между собой пустым пространством частиц (молекулы, атомы). В качестве реализма, материализм отличается от нигилизма и идеализма допущением материального свойства предположенной реальной основы действительности, от спиритуализма и дуализма – тем, что эта (материальная) основа чувственно постигаемых явлений сама по себе не постигается чувственно, и от позитивизма, тем, что последний считает чувственные явления конечным фактом. В смысле материализма материя естественно считается вечной и неразрушимой; рядом с ней ничего не существует, а напротив, все (даже душевные) явления зависят от неё (как её видоизменения или действия) и потому преходящи (душа есть «мозговой феномен», который гаснет с разрушением мозга).

Материализм в древнее и новейшее время находил многочисленных последователей; причина этому кроется в свойственных внешним (телесным) объектам очевидности и постоянстве, вследствие чего мы наперед уже склонны приписывать им более высокую реальность, чем мимолетным и часто совершенно незаметным душевным состояниям нашего Я. Отсюда происходит то, что и с точки зрения грубого спиритуализма душа представляется лишь, как особенно тонкое вещество. Наконец этому способствуют как наглядность основных элементов (протяжение, движение, форма и проч.), к которым материализм стремится свести всю действительность, так и единство, последовательность и законченность его миросозерцания, являющегося простейшей и самой удобной для понимания формой монизма. Так как рядом с материей и вне её ничего не существует, и сама она по существу своему всюду однородна, то мир с точки зрения материализма является заключенным в себе целым, где все частности подчинены всеобщему закону необходимости.

[Zaman.]

Эти формальные преимущества делают понятным, почему материализм был одною из первых систем, на которой остановилось мышление, движимое потребностью объяснить мир, как единство; они придали ему известную силу, особенно при сравнении как с супернатурализмом, нарушающим естественный порядок вторжением сверхъестественных сил, так и с дуализмом, рассматривающим тело и душу (природу и дух), как абсолютно различные и лишь внешним образом объединенные явления. Равным образом он выгодно отличается простотою и наглядностью своих предположений от абстрактных понятий многих умозрительных систем.

 

 

 

Но с другой стороны совершенно очевидны и его недостатки. Материализм прежде всего не останавливается на том, что о существовании материального, внешнего мира мы знаем только чрез посредство наших ощущений и представлений и что таким образом реальность материи может быть признана только при условии признания реальности сознания (и вообще реальности внутреннего, духовного бытия). Далее он не может объяснить, каким образом материя создаёт душевные состояния и процессы, ибо из взаимодействия материальных элементов мы можем вывести только внешние (физические), но не внутренние (психические) явления. Следовательно материализм должен или совершенно отрицать мир духовных явлений, или признать способность к ощущению за первоначальное (необъяснимое) свойство материи, т. е. должен отказаться от своего исходного пункта и стать гилозоизмом. Поэтому всем материалистическим системам присущ обыкновенно тот общий недостаток, что они ограничиваются рассмотрением исключительно физической природы и не могут включить в свой образ мира духовной жизни личности и всего человечества со свойственными только ей явлениями интеллектуального, нравственного и эстетического порядка.

[Zaman.]

В практическом смысле материализм обозначает такой род мышления, который не признает духовных (нравственных и эстетических) ценностей, а ценности только внешние (материальные), или по крайней мере ценит последние несравненно выше первых. Отрицая внутреннее удовлетворение, связанное с исполнением долга, он в нравственном отношении неизбежно приводит к гедонизму; рассматривая же приобретение материальных благ, как конечную цель жизни – к плоскому маммонизму. Но было бы неверно считать практический материализм следствием теоретического материализма, ибо и без надежды на будущую жизнь и ожидаемых от неё награды и наказания, теоретический материализм, во всяком случае, не отрицает, что человек может стремиться к практическим идеалам, как о том свидетельствует абстрактная этика и конкретная жизнь отдельных личностей.

Что касается истории теоретического материализма, то он уже встречается в атомистических системах Левкиппа и Демокрита, в перенесенном Лукрецием в Рим атомизме Эпикура, и в Новое время у возродившего материализм Гассенди, у англичанина Гоббса, у французских энциклопедистов (Дидро, Гольбах, д'Аламбер, Гельвеций и Ламетри). Наконец, после падения натурфилософии Шеллинга и гегелевской системы, он появляется, как реакция против них, у немецких философов (Фейербах, Штраус) и естествоиспытателей (Фохт, Молешотт и Бюхнер). Самое последовательное изложение материализма дал в древности Лукреций (поэма «О природе вещей»), в XVIII в. Гольбах в «Системе природы» и в новейшее время Людвиг Бюхнер в «Материи и силе».

[Zaman.]

Монизм в философии 

 

Монизм (греч., «учение о единстве») – такой способ объяснения любой области действительности или всего мира в его целом, который не исходит, как дуализм, от двух или, как плюрализм, от многих конечных начал, но стремится свести все разнообразие мира к его единой основе.

В то время как, напр., дуализм такие противоречия, как Бог и мир, природа и дух, тело и душа, и т. д., обосновывает в самой природе вещей и потому смотрит на них, как на нечто непреодолимое, человек все-таки стремится разрешить эти противоречия и постичь их, как простую модификацию единого основного начала. Так, пантеизм отождествляет Бога с миром; так рассматривает материализм мертвую, а гилозоизм одушевленную материю, спиритуализм духовные сущности, философия тождества безразличную первоначальную сущность, обусловливающую явления материального и духовного мира, как конечное основоначало всей действительности.

 

На вершине метафизического монизма стоят мыслители, которые, как Спиноза, Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр, Гартман и др., отрицают не только качественное различие, но и численное множество основы мира и проповедуют единую, обнимающую в себе все кажущееся множество индивидов первоначальную сущность. Это – философы-идеалисты, но во второй половине XIX века среди монистов было сильно и материалистическое мировоззрение, основанное на естествознании (в частности представленное Спенсером и Геккелем), которое, отрицало всякое лежащее по ту сторону физического, вещественного мира (трансцендентное) бытие.

[Zaman.]

Дуализм в философии и религии 

 

Дуализм (от лат. duo, два) – в противоположность монизму, такой способ объяснения отдельной части действительности или целого мира, при котором допускается существование двух противоположных друг другу начал. Так, в некоторых системах религиозно-нравственного миросозерцания, например, в учении Зороастра, вводится доброе существо, как причина всего доброго, и злое, как причина всего злого (у Зороастра – Ахурамазда и Ахриман). Такая же форма дуализма встречается в нравственном учении Платона и состоит в различении чувственной (безнравственной, склонной ко всему злому) и духовной (нравственной) природы человека; отсюда выводится необходимость аскетической морали.

В Средние века дуалистические секты манихеев и катаров, исходя из резкой вселенской противоположности добра и зла, призывали к жестокому истреблению «грешников», т. е. всех, кто не являлся приверженцами их собственных идей. Отголоски того же мировоззрения замечаются и в большинстве социалистических и коммунистических учений, склонных делить мир на «царство добра» и подлежащее уничтожению «царство зла» («буржуазию», «капитализм»).

 

Подобно этическому, антропологический дуализм различает в человеке тело и душу. В философии Нового времени Декарт обратил этот последний дуализм в метафизический, согласно которому в мире существуют две различные по всем своим качествам сущности: сущность протяженная в пространстве, или тела, и сущность мыслящая, или дух: поэтому та и другая сущность не может естественным путем оказывать влияние одна на другую – и отсюда следует необходимость окказионализма.

[Zaman.]

Также и в естествознании дуалистическая противоположность начал, как материя и сила, играет большую роль. Так как представление о двойственности основных начал противоречит нашему всюду ищущему единства мышлению и так как в действительности нигде нет резких и непреодолимых противоположностей, а скорее все явления состоят в связи, допускающей переход одного состояния в другое, то дуализм с трудом выдерживает критику, и дуалистический способ объяснения ни в одной из областей знания не может быть признан окончательным и наиболее глубоким; стоит, например. вспомнить о теории предустановленной гармонии, которая была необходима, чтобы хотя до некоторой степени объяснить, с дуалистической точки зрения, фактическую связь духовной и телесной жизни.

Дуалистический способ понимания представляется на известной ступени знания неизбежным и полезным. Мы не можем сразу охватить в понятии все стороны и отношения вещей, но должны, чтоб составить себе ясные представления, первоначально соединить воедино все, имеющее между собою связь, и установить противоположное ему там, где существуют постоянные переходы. Впервые при противоположении чувственному, материальному миру становится ясной сущность нравственного, идеального начала; и если б новейшее знание не руководилось стремлением объяснять явления телесного мира, прежде всего и невзирая на духовную жизнь, из причин чисто физических, и наоборот, последнюю исключительно по внутреннему опыту, то не могли бы возникнуть ни здравая физика, ни здравая психология.

[Zaman.]

Скептицизм в философии 

 

Скептицизм (греч.) – склонность сомневаться в том, что другие считают за нечто твердое, не вызывающее сомнений. Особенное значение имеют религиозный и философский скептицизм.

Религиозный скептицизм оспаривает или только историческую достоверность религиозных преданий, или также и внутреннюю истинность той или другой системы вероучения, в зависимости от чего приводит или к свободомыслию, или к полному атеизму. Философский скептицизм обращается или только против догматического стремления считать известные предположения, без дальнейшей критики, за само собою подразумеваемые, на которых строятся философские обобщения, или (как абсолютный скептицизм) сомневается вообще в возможности познания.

Последний род скептицизма является всегда бессодержательным сам по себе и служит лишь симптомом пессимистического настроения, господствующего во времена научного и нравственного упадка (например, в последний период греческой культуры). Первый же род скептицизма, напротив, является двигателем всякого истинно философского исследования и служит, как свидетельствует история, у большинства творческих мыслителей (например, Декарта, Канта) исходным пунктом для их дальнейшей умственной работы. Вообще известная доза здорового скептицизма, для которого сомнение является не целью, а только ступенью на пути к истине, составляет неотъемлемый элемент духовного прогресса, как противовес мертвой традиции и косной вере в авторитет.

В греческой философии Пиррон является главным представителем скептицизма, почему последний называется также пирронизмом. Собрание «скептических аргументов» против различных систем греческой философии находится в обоих главных сочинениях Секста Эмпирика. В Новое время своим сомнением в возможности логически обоснованного знания стали известны главным образом Бейль и Юм, и это послужило для Канта толчком к развитию его критицизма.

[Zaman.]

Мистицизм, история 

 

Мистицизм (от греческого слова «mysterium» – тайна) обозначает стремление к такому постижению сверхчувственного и божественного при помощи внутреннего созерцания, которое ведет к непосредственному соединению человеческого духа сбожеством и со сверхчувственным миром. Это течение, которое придаёт религиозному чувству первенствующее значение в сравнении с исполнением внешних обрядов и ритуалов. Везде, где чрезмерно сильная религиозная потребность находит свое удовлетворение без внутреннего противовеса со стороны ясного мышления, которое тем или другим путем пыталось бы отдать себе отчет в содержании религиозных верований, там существуют и психологические поводы для возникновения мистицизма. Поэтому нет почти ни одной формы религии, между адептами которой мистицизм в том или ином виде не нашел бы себе места.

Самым древним местом рождения мистицизма является Восток: письменные памятники индийских и староперсидских религий, равно как философия и поэтическое творчество этих народов, богаты мистическими учениями и взглядами. На почве ислама также возникли многие мистические направления, наиболее известное – суфизм. На почве иудаизма то же мировоззрение развивали каббала, саббатианство, хасидизм. Светлый и ясный народный дух греков, устремленный на земное, и практически разумный дух римлян не были благоприятными моментами для доставления мистицизму широкого влияния среди этих народов, хотя и здесь в религиозных обычаях и воззрениях мы находим мистические элементы (см., например, Элевсинские мистерии). На почве античного язычества мистицизмразвился только под влиянием восточных воззрений в тот момент, когда культурные элементы античной жизни вступили в борьбу с христианством. Это совершилось благодаря неоплатоникам, Философы этого направления и между ними первый – Плотин, противопоставили христианскому понятию откровения непосредственное созерцание божественного, делающегося доступным человеку в состоянии так называемого экстаза, выводящего человека за пределы обыкновенного эмпирического сознания. И в нравственном отношении они считали высшею целью духовной жизни – погружение в глубину божества, причем позднейшие неоплатоники полагали, что это соединение с божеством может быть достигнуто при помощи внешних действий, путем применения таинственных формул и церемоний.

[Zaman.]

Не только благодаря влиянию восточных воззрений и учения неоплатоников, но также и в силу простого повышения религиозного чувства, мистицизм проник и в христианскую церковь. Уже в III столетии высказываются мысли о мистическом значении священного писания, между тем как около этого же времени аскетизм и зарождавшееся монашество со своею тенденцией к возвышению над потребностями чувственной природы представляют практическую сторону этого мистического направления. В систематической форме христианская мистика (мистическая теология) получила свое выражение в V столетии в сочинениях, приписываемых Дионисию Ареопагиту. Согласно развиваемым здесь мыслям, источником мистического познания является божественная милость, таинственное и непосредственное воздействие Бога на человека.

Эти сочинения приобрели влияние в особенности начиная с 12-го столетия, и в течение 13-го вплоть до 15-го века мистицизм является как противовес схоластике, не могшей, конечно, удовлетворить религиозного чувства своими, большею частью, бесплодными тонкостями на почве слов и понятий. Следует прибавить, что развитие церкви в средние века привело к тому, что религиозная жизнь и форма культа все более и более принимали внешний характер, а католическая церковь перенесла даже центр тяжести своей деятельности в политику. Наряду с этим, не без влияния осталось и то чувство глубокой религиозной неудовлетворенности, которое пробудилось со времени крестовых походов. Таким образом, стремление к чистому, самостоятельному и непосредственному удовлетворению религиозного чувства все в большей степени прокладывало себе путь – например в деятельности святого Франциска Ассизского.

[Zaman.]

Отречение святого Франциска от земных благ. Фреска Джотто, 1297-1299 гг.

 

Ни в какой стране, однако, это движение не приняло таких обширных размеров и не нашло такого сильного выражения своей глубокой религиозности, как в Германии. Немецкая мистика явилась матерью Реформации, она развила те мысли, из которых эта последняя черпала свои силы. С необыкновенною ясностью основные мысли немецкой мистики получают свое выражение уже у первого её крупного представителя Мейстера Экхарта. Вкратце, воззрения немецкой мистики сводятся к следующему. Цель познания составляет для неё человек в своем тожестве с божеством. В той мире, в какой душа познает Бога, она сама является Богом, и познает она Его в той степени, в какой она уже есть Бог. Но это познание не есть разумное мышление, а вера; в нем Бог как бы созерцает самого себя в нас. Здесь находит также свое выражение старая мысль, возникшая еще на Востоке, что индивидуальность есть грех. Отречение от своей личности, от своего знания и своей воли и чистое созерцание Бога составляют высшую добродетель: все внешние дела – ничто, существует одно только «истинное дело», внутреннее дело, – отдать самого себя, свое «я» Богу. В этой системе мыслей скрыто замечательное внутреннее противоречие: будучи обязаной своим происхождением индивидуализму, немецкая мистика направляет свою проповедь против него же. Однако, уже Мейстер Экхарт понимал, что с подобными принципами возможно религиозно чувствовать и созерцать, но немыслимо религиозно и нравственно действовать. Он, поэтому, вынужден был допустить и внешнюю деятельность, хотя единственная задача и заключалась здесь в том, чтобы религиозная сущность души просвечивала сквозь внешние действия, как искра божественной деятельности. Эти действия остаются для него, таким образом, только внешним символом настроения.

[Zaman.]

Мысли, развиваемые Экхартом, нашли себе повсюду отголосок и скоро (в XIV столетии) распространились в Германии, Швейцарии и Нидерландах. Так возник, например, в Базеле «союз друзей Бога», мистическое общество, во главе которого стоял сожженный впоследствии Николай Базельский. Это было движение, которое, как все крупные события религиозной истории, захватило низшие слои народа и было самым тесным образом связано с выражением социального недовольства. Иоганн Таулер, ученик Экгарта, знаменует поворот от первоначально чисто созерцательной, монашеской мистики своего учителя к практической мистике: он проповедовал, что в истинном христианстве дело идет только о подражании смиренной и проведенной в бедности жизни Христа. Чем более мистика становилась народным движением, тем более теория стушевывалась перед жизнью, и мистика становилась практической. Своим стремлением к чистой вере, своим пренебрежением к церковному знанию и культу мистика находила всё более широкое распространение среди народа и вызвала то религиозное брожение, из которого должна была в конце концов возникнуть Реформация.

В период самой Реформации всеобщее возбуждение умов и неудовлетворенное стремление к более глубокому познанию Бога и мира повело к мистическим фантазиям и в области знания. Представителями этого процесса брожения, в котором пестро перекрещиваются между собою теософические измышления с верою в алхимию и астрологию, спекулятивное глубокомыслие с фантазерством, передовые мысли с самым бессмысленным суеверием, являются, в числе других: Патриций, Парацельс, Гельмонт, Вейгель, Штидель и Бёме. Благоприятно было для распространения мистицизма в Германии также время Тридцатилетней войны, благодаря сопровождавшему его упадку духовных сил.

[Zaman.]

В период самой Реформации всеобщее возбуждение умов и неудовлетворенное стремление к более глубокому познанию Бога и мира повело к мистическим фантазиям и в области знания. Представителями этого процесса брожения, в котором пестро перекрещиваются между собою теософические измышления с верою в алхимию и астрологию, спекулятивное глубокомыслие с фантазерством, передовые мысли с самым бессмысленным суеверием, являются, в числе других: Патриций, Парацельс, Гельмонт, Вейгель, Штидель и Бёме. Благоприятно было для распространения мистицизма в Германии также время Тридцатилетней войны, благодаря сопровождавшему его упадку духовных сил.

В конце XVII века, под видом квиетизма, мистицизм нашел себе место во французской католической церкви, как реакция против механического, чисто внешнего почитания Бога. В этом же столетии он нашел себе место во Франции и в области философии, в мистических теориях, возникших из того чувства неудовлетворенности, которое, с точки зрения религиозного интереса, оставляла картезианская философия с её механическим объяснением явлений природы. Из наиболее выдающихся мыслителей в этом отношении является Блез Паскаль, учивший, что самое лучшее, могущее быть познанным человеком, это – Божество и та милость, с какой оно дает человеку искупление, а этого познания достигает не разум, но только чистое и смиренное сердце. Эта мысль была им выражена в знаменитом парадоксе: «Le coeur а ses raisons, que la raison ne connait pas» («Сердце имеет свои доводы, которых разум не знает»).

Весьма богата мистическими сектами была также Англия (квакеры, ангельские братья и т. д.) К более значительным мистикам XVIII столетия принадлежат: Сведенборг, граф фон Цинцендорф, основатель гернгутерской братской общины и т. д. В конце XVIII столетия и в первых десятилетиях XIX века мистический элемент, как реакция против последствий периода просвещения, против трезвого критицизма кантовской философии и светского характера века, нашел себе место частью в поэзии и философии, частью в образовании мистических союзов.

В позднем византийском православии мистическую доктрину выдвигал исихазм. Что касается России, то мистицизма были не чужды уже многие писатели допетровской Руси, как Нил Сорский и др. Около половины XVIII в, в Россию заносится мартинизм и масонство. Выходит много переводных и оригинальных сочинений в масонском духе. Это направление переходит и в XIX век, когда мистицизм получил большую силу даже при дворе, в высших сферах. Совершенно в стороне от этих течений стоял мистик Григорий Сковорода, учивший, что в основе видимого лежит невидимое, которое и составляет сущность видимого, и что человек есть не что иное, как тень сокровенного человека. Из предреволюционных русских философов, держащихся мистического направления, наиболее выдающимся являлся Владимир Соловьев, развивавший ту мысль, что в основе истинного знания лежит мистическое или религиозное восприятие, от которого логическое мышление и получает свою безусловную разумность, а опыт – значение безусловной реальности. Мистический элемент нашел выражение в России также в различных религиозных сектах, как напр., у хлыстов и т. д.

[Zaman.]

С первого взгляда кажется, что мистицизм неизбежен даже для трезвого мышления, так как всякая религия и всякая философия наталкивается в конце концов на что-либо загадочное, не могущее быть далее объясненным, т. е., другими словами становится лицом к лицу с тайной. Однако, большая разница, признаем ли мы границы человеческого знания и существование тайны за этими пределами, или же будем считать эту тайну разрешенной при посредстве какого-либо чудесного внутреннего или внешнего просветления. Если мистицизм не идет за пределы индивидуального убеждения, то он, как таковой, не приносит большего вреда, если же он ведет к преследованию думающих иначе, к пренебрежению обязанностями деятельной жизни, и, как это нередко бывает, к грубым чувственным половым извращениям, то он имеет крайне пагубное практическое значение.

 

[Zaman.]

Пантеизм в философии

 

Пантеизм – философское учение, которое сливает существо Божие с миром. Бог в нём не противополагается миру в качестве его творца, а составляет с миром одно неделимое целое, – он равнозначен миру и имманентен ему.

В пантеизме можно заметить два направления, довольно резко отличающиеся друг от друга: 1) Пантеизм идеалистический, который считает природу проявлением божественной силы; мир поглощается Божеством, вселенная – в Боге. 2) Пантеизм натуралистический, по которому Бог есть лишь совокупность законов природы; он поглощается миром, Бог – во вселенной.

Пантеизм ведет свое начало из глубокой древности; его зачатки можно видеть уже в брахманизме. Брахма индусской теологической философии – не личный бог, не творец и владыка мира, существующий отдельно от мира, а всепроницающая жизненная сила, безличная душа вселенной. Греческая политеистическая религия, хотя не знала свободного Бога и погружала Божество в материю, однако всегда стремилась облечь свое религиозное представление в стройные, красивые формы, и потому была чужда пантеизму. Тем не менее, зачатки философского пантеизма можно заметить в древнейшей греческой философии, приближающейся к пантеизму в форме гилозоизма,учения о всеобщей одушевлённости материи – принятия непосредственного единства материи и жизни, безразличия духовного и физического элементов.

Это натуралистическое направление перешло в идеалистическое в учении стоиков и неоплатоников. В средние века представителем пантеизма является арабский философ Аверроэс, в эпоху Возрождения – Джордано Бруно.

В новое время идеалистический пантеизм развил Мальбранш (1638 – 1715 гг.), а натуралистический – Спиноза (1632 – 1677 гг.). В стройной системе Спинозы пантеизм достиг такой совершенной разработки, что, когда говорят о пантеизме, обыкновенно имеют в виду именно этого философа. Его учение можно выразить так: существует только одна субстанция, она существует сама в себе и есть причина самой себя («causa sui»); эта субстанция есть Бог, а Бог – все равно, что природа («substantia, sive deus, sive natura»), В художественную форму спинозизм облекся у поэта-пантеиста – творца Фауста, Гёте.

[Zaman.]

Дальнейшее развитие пантеизм получил в так называемой левом гегельянстве (сам Гегель, хотя и очень близок к пантеизму идеалистическому, однако вполне определенно не высказывался): единая бесконечная субстанция, или Бог, есть мировой разум, единство духа и материи. Он – необходимая связь вещей, закономерность мира. Мир развивается сам из себя и сам себя определяет. Связь его явлений, или порядок природы, не случайны, потому что они не устроены извне, но необходимы, ибо образовались изнутри и имеют свое основание в себе самих. Но самосознания, по учению некоторых левых гегельянцев, мировой разум лишен; самосознания он достигает только в человеке.

От этого учения до уничтожения самого понятия мирового разума – один только шаг. Этот шаг сделал Шопенгауэр, заменив мировой разум бессознательной волей. Позже пантеисты снова пытались вернуться к мыслящему мировому разуму, так как осознали трудность вывести из бессознательной воли логическое мышление.

Само слово «пантеизм» впервые встречается у английского мыслителя Толанда (1670 – 1722 гг.).

 

[Zaman.]

Спиритуализм в философии

 

Спиритуализм (от латинского – spiritus, дух) – философское направление, признающее главной метафизической основой бытия разумное, одушевлённое начало. Ещё греческие философы стали резко разграничивать два порядка явлений – физических и духовных. Такое разграничение перешло и в новейшую философию с той только разницею, что древние философы, за исключением скептиков, отрицавших возможность всякого достоверного знания, не задавались вопросом, доступно ли человеку познание сущности как физического, так и духовного порядка явлений. Мысль, не испытав еще разочарований и неудач, смело принималась за разрешение коренных вопросов бытия. Одни эллинские философы полагали истинно сущим только атомы и отрицали самостоятельность или субстанциальность душевного начала, другие (в частности, Анаксагор и Эмпедокл) признавали в бытии двоякую основу – материю и дух, третьи, наконец, видели только в духе основу всякого бытия.

Философы последних двух направлений и именуются спиритуалистами. Спиритуализм как метафизическое учение противоположен материализму, который видит в душевных явлениях лишь одну из функций материи. Спиритуализм отчасти совпадает с дуализмом и целиком с идеализмом.

С появлением Канта в философии прямо поставлен вопрос, можно ли считать доступной познанию какую бы то ни было основу бытия. Признав непознаваемость вещи самой в себе, Кант надолго обрезал крылья у метафизики и заставил обратиться к исследованию не сущностей, а явлений и их закономерной связи и последовательности. Этот взгляд нашел себе могучую поддержку и со стороны позитивизма. Таким образом, в новейшей философии сильно стремление не задаваться вопросом о последних основах бытия, лежащим вне пределов науки, или же относить вопрос о душе, её самостоятельном существовании и бессмертии не к гносеологии, а к метафизике. Однако эту точку зрения, как и позитивистское направление в целом, следует признать современной разновидностью скепсиса.

Как бы то ни было, составляющий сущность спиритуализма вопрос о роли духа в мироздании и о его отношении к материи неоспоримо важен не только для философии, как науки, но и для удовлетворения требованиям человеческого чувства, сложившимся в течение необозримого ряда предшествующих поколений.