Квинтэссенция платонизма

[Zaman.]

Распутство и роскошь вошли в моду, так что даже такие современники Катилины из среды аристократии, как, например, Цицерон, которые не находили никакого удовольствия в распутстве и не имели для этого средств, должны были из приличия следовать безрассудной моде. Расточительность не ограничивалась частной жизнью. Высшие государственные должности были сопряжены со значительными издержками для лиц, занимавших их. Народ требовал от эдилов, обязанных устраивать увеселения на собственный счет, более и более пышных общественных игр. Нужно было иметь громадные богатства тому из эдилов, который хотел сравняться со своими предшественниками, не говоря уже о том, чтобы превзойти их. Так Марк Эмилий Скавр Младший, сын Марка Эмилия, прославившегося в Югуртинской войне, будучи эдилом в 58 г. до Р. Х., лет через пять после заговора Катилины, построил театр, стоивший ему несколько сот тысяч и воздвигнутый только на короткое время его службы – театр был разрушен, когда Скавр сложил с себя звание эдила. Этот театр мог вмещать до шестидесяти тысяч зрителей и был украшен между прочим тремястами шестьюдесятью мраморными колоннами и тремястами бронзовыми статуями. Декорации и костюмы соответствовали великолепию здания и обошлись Скавру в пятьдесят семь тысяч русских дореволюционных рублей.

[Zaman.]

Конечно, только у немногих фамилий были средства для такой расточительности, и долги сделались самым обыкновенным явлением. Знаменитый Гай Юлий Цезарь, будучи эдилом, задолжал для устройства народных игр более тринадцати миллионов рублей. Высшие должностные лица, делаясь наместниками или полководцами, поправляли свое состояние на счет подвластных им народов; но все поборы и военные контрибуции были для большинства из них недостаточны. Почти вся аристократия впала в долги, не будучи в состоянии умерить своей роскоши, и все более и более запутывалась в них. При тогдашней распущенности, должники нисколько не стеснялись в средствах добывания себе денег. Консул 86 г. до Р. Х. не побоялся издать закон, по которому задолжавшие развратники высших классов освобождались от уплаты трех четвертей своего долга. Часто повторявшиеся при Сулле примеры легкого обогащения посредством грабежа на войне или участия в городских беспорядках и убийствах должны были оказывать самое вредное влияние на развратный народ. Что делал в больших размерах Красс во время проскрипций Суллы, то в меньших размерах делали возвысившийся благодаря участию в тех же проскрипциях Катилина и другие, пользуясь ими для присвоения себе имущества горожан. По примеру Лукулла, который, будучи главнокомандующим, набрал бесчисленные сокровища, и второстепенные начальники, как например центурион Суллы, Лусций, приобретали иногда одним походом богатое состояние.

[Zaman.]

Вот какие обстоятельства вызвали в 63 г. до Р. X. заговор Катилины. Изменение форм государственного устройства и введение нового порядка вещей не было единственною целью заговорщиков. Им прежде всего хотелось освободиться от долгов, обогатиться на счет граждан и уничтожить своих врагов, а для этого возобновить ужасное время Суллы. Луций Сергий Катилина, зачинщик и руководитель заговора, принадлежал к числу промотавшихся аристократов, которые, как и в XVIII веке Мирабо, боялись огромной массы своих долгов больше, чем правительства и его суда. Еще прежде чем составить заговор ради государственного переворота Катилина совершил несколько убийств и умертвил своего родного брата. Но, несмотря на это, в 69 г. до Р. X. он был назначен претором, а в 63 г. до Р. X., соперничая со знаменитым оратором Марком Туллием Цицероном, искал консульства, питая надежду достичь своей цели.

[Zaman.]

Катилина вошел в сношения с самыми отчаянными и развратными людьми Рима и Италии, чтобы убийствами, грабежом и поджогами добывать средства для своего распутства. Он искал и нашел сообщников для своего преступного намерения не в одной черни: сама аристократия пала так глубоко, что большая часть заговорщиков принадлежала к высшему классу. Одиннадцать сенаторов, пять народных трибунов, два квестора и даже один знаменитый претор соединились с Катилиной. В сочувствии к заговору подозревают и Гая Антония Гибриду, бывшего консулом вместе с Цицероном, хотя впоследствии он силою оружия содействовал подавлению заговора. То же думали и о Крассе. Сам Гай Юлий Цезарь, бывший в том году верховным жрецом, не слишком ревностно противодействовал заговору и мало заботился о наказании виновных. В каком печальном внутреннем состоянии находилось аристократическое правление, столь блестящее извне, когда лучшие граждане из самых знатных фамилий готовы были принять участие в предприятии Катилины, направленном к убийству и грабежу! Такое явление делало еще более ощутительною потребность римлян в монархическом правлении.

[Zaman.]

Целый год Риму угрожала опасность, – и опасность эта не была тайной: она была известна всем! Лучшая часть аристократии знала, что некоторые из первых государственных людей находились в связи с самою низкой и развратной частью населения, что заговорщики в самом городе имеют свои тайные собрания и что Катилина не теряет даже надежды на получение консульства. Необходимо было положить конец его злодействам, и для этого избрать в консулы человека беспристрастного, не принадлежавшего к аристократии. Поэтому аристократы, до того столь завистливые, сами оказали содействие выбору в консулы Цицерона, который был врагом Катилины и принадлежал к числу немногих честных людей в Риме.

Марк Туллий Цицерон

[Zaman.]

Цицерон, избранный вместе с Антонием Гибридой, тотчас же направил всю свою деятельность на подавление заговора. Главная трудность состояла в том, что по существовавшим в Риме законам высшая полиция не могла без формального обвинения перед судом ни привести к ответственности главных виновников заговора, ни остановить их происков. Катилина и другие заговорщики уже условились о вооруженной помощи с галльским племенем аллоброгов, посольство которых случайно находилось в Риме, и успели расположить в свою пользу поселенных в Италии ветеранов Суллы, а против них нельзя было найти требуемых улик. Цицерон наконец воспользовался одним действенным средством. Он находился в хороших отношениях со многими знатными дамами легкого поведения, и чрез одну из них успел выпытать у одного заговорщика, кто были его сообщники. Таким образом, он нашел желанную юридическую улику и мог, 20 октября 63 г. до Р. Х., открыто восстать в сенате против Катилины и изобличить его. Согласно с обычаем римлян в таких случаях, Цицерону и его товарищу, также горячо взявшемуся за общее дело, даны были все средства для спасения отечества от заговора. Но, несмотря на определение сената, дававшее консулам почти диктаторскую власть, положение дел не улучшилось. Катилина, по своей необыкновенной дерзости и дикой храбрости, ничего не боялся. Солдаты Суллы, в соединении с другими отчаянными людьми, взялись уже за оружие в Этрурии, а заговорщики в Риме ожидали только их прибытия, чтобы поджечь Рим со всех концов и умертвить самого Цицерона с большею частью сенаторов.

[Zaman.]

Риму угрожала ужасная участь, но красноречие великого оратора Цицерона сделало чудеса. Своими знаменитыми речами против Катилины он умел возбудить древний римский дух даже в тех гражданах, в которых погасло всякое чувство чести и любви к отечеству. Из боязни показаться участниками в заговоре, люди, сочувствовавшие Катилине, подали голос против него. Первая речь, произнесенная Цицероном в сенате, произвела такое действие, что Катилина вынужден был оставить город в тот же день и с толпами заговорщиков удалился в Этрурию, где и возложил сам на себя знаки консульства. Вскоре после того послы аллоброгов объявили консулу о своих переговорах с Катилиной. По совету Цицерона, аллоброги продолжали сношения с заговорщиками, доставляя правительству сведения об их гибельных замыслах, и наконец сообщили подписи знатнейших заговорщиков. Посредством этих документов главные участники заговора Катилины были изобличены в своих замыслах. Цицерон приказал арестовать их и настоял в сенате на том, чтобы они были осуждены на казнь без всякого дальнейшего следствия.

Речь Цицерона против Катилины. Картины Ч. Маккари, 1889

[Zaman.]

Но это предложение противоречило древнему закону, по которому всякий гражданин, присужденный к наказанию за преступление, имел право апеллировать к народному собранию. Этим законом воспользовался Юлий Цезарь и в длинной речи старался доказать несправедливость мнения Цицерона, требуя, чтобы заговорщики были присуждены только к пожизненному заключению и потере своего состояния. Большая часть сенаторов согласилась с мнением Цезаря, и все красноречие Цицерона не имело бы успеха, если бы на его сторону не стал человек, пользовавшийся влиянием более по своему характеру, чем по талантам. Это был Марк Порций Катон Младший, правнук Катона Старшего (Цензора). Катон Младший, или, как его обыкновенно называют, в отличие от его славного предка, Катон Утический, один из всех современников занимался государственными делами из чистых побуждений, без всяких корыстных видов. Римляне эпохи заговора Катилины, даже держась честного направления, не были тверды и постоянны в своих убеждениях. Ими руководила или минутная зависть, или же, как Цицероном, страсть к почестям и славе, а не истинно благородные чувства и врожденная добродетель. Напротив, Катон, держась строгих правил стоической философии, был, среди своего развращенного времени, образцом древнего римлянина. Несмотря на всеобщую испорченность, он сохранил простоту чувств и нравов предков и, обладая истинным величием духа, всегда был в состоянии противостоять влиянию времени, которому все подчинялись. Чистота и твердость характера этого человека оказывали необыкновенное действие в эту эпоху самого страшного разврата. Действительно, по самой природе человека, крепкий организм, в случае болезни, излечивает сам себя при помощи остающихся в нем здоровых элементов. Так сильные характеры и истинный патриотизм, подкрепляемые здравым смыслом, которого едва ли может когда-нибудь совершенно лишиться народ, имеют поистине чудесную силу в известных обстоятельствах.

[Zaman.]

Чего не мог достигнуть Цицерон при всем своем таланте, того достиг Катон влиянием, которое имели на народ чисто римские нравы. Согласившись с Цицероном во мнении о Катилине, Катон решил дело. Сенаторы произнесли смертный приговор против заговорщиков, и Цицерон не замедлил исполнить его. Народ с торжеством встретил Цицерона, когда он вечером в этот знаменитый день возвращался домой: собравшись бесчисленными толпами на площади, граждане как бы с триумфом проводили Цицерона до его дома и почтили его, как спасителя государства, именем отца отечества.

Дальнейшее преследование заговора было совершено военной силой. Здесь действовал уже не Цицерон, а его товарищ по консульству, Антоний, выступивший с войском против Катилины. Кровавая битва решила спор. Катилина и его солдаты сражались геройски, но после отчаянного сопротивления были разбиты: большинство из них и сам Катилина, пало на поле битвы (начало 62 г. до Р. Х.). Однако поражение заговорщиков не привело дела к концу. Приверженцы Помпея, пользуясь тем, что Цицерон казнил римского гражданина без апелляции к народу, хотели извлечь выгоды для своего покровителя. Легат Помпея, Квинт Цецилий Метелл Непот, возвратившийся из Азии и в 62 году избранный в народные трибуны, еще до победы над Катилиной называл решение Цицерона противозаконным. При содействии Цезаря он даже предложил немедленно вызвать в Рим Помпея для того, чтобы принять меры против Катилины и восстановить нарушенный Цицероном порядок. Это предложение имело целью ещё больше поднять значение в государстве и так уже неслыханно возвысившегося Помпея. Ещё не вернувшись из Азии после разгрома Митридата, Помпей, тем не менее, уже искал способ добиться в Риме положения, близкого к монархическому. Ради этого он завязал связи с партией демократов и с, возможно, бывшим в числе соумышленников Катилины Цезарем – тактика, которая привела вскоре к образованию первого триумвирата.

Метелл, действуя в интересах Помпея, употребил и насилие. Окружив себя вооруженными толпами, он дал своим противникам открытую битву на площади и успокоился только тогда, когда узнал, что сенат уполномочил консула отражать силу силой. Потом Меттелл бежал к Помпею в Азию.

[Zaman.]

177-178 – Война Агесилая с персами и Анталкидов мир

 

177. Спартанско‑персидская война

Восстание Кира Младшего поддерживалось спартанцами, и этого одного было достаточно для того, чтобы испортить отношения между Артаксерксом II и Спартой. К тому же персидский царь предпринял подчинение своей власти греческих городов в Малой Азии. Последние обратились за помощью к Спарте, которая, узнав из недавнего похода греков в самую глубь Персидского царства, до какой степени оно было слабо, решилась послать в Малую Азию значительное войско под начальством своего царя Агесилая. Спартанцы стали переходить от победы к победе, но тогда персы устроили в самой Греции союз против Спарты – из Афин, Фив, Аргоса и Коринфа. Началось изгнание спартанских гарнизонов и гармостов, низвержение поставленных ею олигархов, и Спарте пришлось отозвать Агесилая для собственного своего спасения. Вместе с тем спартанский флот был разбит персидским, которым начальствовал один бывший афинский стратег (Конон), поступивший на персидскую службу. Такой оборот дел позволил афинянам восстановить укрепления своего города и его порта и даже приступить к восстановлению прежнего морского союза и освобожденью малоазиатских городов. Тогда Спарта и Персия в виду общей опасности поспешили примириться и, заручившись еще поддержкой Сиракуз, заставили афинян, а также и других своих противников принять общие для всех греков условия мира (387).

[Zaman.]

178. Анталкидов мир

Этот мир получил название царского или Анталкидова по имени спартанского уполномоченного, ведшего переговоры. Греческие колонии в Азии отходили к Персии, а в самой Греции все города были объявлены самостоятельными с устранением возможности каких бы то ни было союзов между ними. Спарта, предавшая интересы греческой нации персам, была формально поставлена охранительницею условий мирного договора под высшим покровительством персидского царя. Этот позорный мир, отдававший азиатских греков под власть варваров и ставивший европейскую Грецию под спартанско‑персидскую опеку, на целые десятилетия сделался основою взаимных отношений между греками. Снова возникавшая к жизни афинская держава опять распалась, потому что все города должны были быть автономны, но Спарта, наоборот, вполне самостоятельно хозяйничала на всем Пелопоннесе при чисто номинальной автономии своих союзников. Она вмешивалась везде, где только возникало подобие союза. Между прочим, старый беотийский союз, во главе которого стояли Фивы, был отменен, и дерзость Спарты дошла до того, что через пять лет после Анталкидова мира (382) её военный отряд изменою овладел фиванскою цитаделью Кадмеей, и в городе введена была олигархия.

[Zaman.]

Смерть Сократа

 

Причины ненависти к Сократу демократии Афин

Демократы, вновь взявшие власть в Афинах после свержения Тридцати тиранов, хотели поддержать традиционные религиозные верования и привычные народу моральные нормы. Сократ же ещё со времён нападения на него Аристофана в комедии «Облака» не вполне справедливо считался главой софистов, учение которых породило по всей Греции гибельную безнравственность. Заменяя прежние правы и религию произвольными прихотями, оно ставило на место закона личную выгоду, внушало стремления к тирании, как самому завидному счастью, создало чуждую всяких убеждений риторику, приискивавшую хитрые технические средства оправдывать какие угодно мысли, гордившуюся тем, что умеет доставлять победу неправому делу. И действительно, из школы Сократа вышли самые горячие противники демократии, руководители аристократических заговоров Критий, Терамен, Алкивиад и Пифодор, архонт-эпоним, именем которого отмечался год беззаконий, год владычества Тридцати. А теперь ещё один ученик Сократа, знаменитый Ксенофонт, служил в том войске наемников, которое привел персидскому царевичу Киру Младшему спартанский военачальник.

[Zaman.]

Великий древнегреческий философ Сократ

 

Воспитатель таких учеников должен был казаться восстановленной демократии опасным учителем. Ей естественно было придти к мысли, что надо искоренить зло подавлением софистического преподавания. Демократы решили показать на Сократе пример, который напугал бы других. Тут не было заботы разбирать, подходят ли к нему те обвинения, какие были взводимы на всю новую софистическую философию. Он пал жертвою демократической реакции. Сократ был осужден на смерть не за свои политические убеждения, потому он что никогда не выказывал вражды к демократии, ни ослушания ей; и не по личной злобе он был избран жертвою, а только потому, что нужно было нанести удар приверженцам новых религиозных идей, и удар этот должен был быть тяжелым; а он был конечно тем тяжелее, чем выше стоял человек, на которого был направлен. Притом, в учении Сократа был элемент, действительно противоположный понятиям всего древнего мира. Сократ говорил, что человек должен не подчиняться безусловно законам, обычаям и понятиям своего государства, а следовать своим собственным мыслям, руководиться в своей политической деятельности собственными понятиями. В особенности опасно должно было казаться это основателям новой афинской демократии. Она не могла допустить, чтобы человек имел право уклоняться от своих гражданских обязанностей; не могла допустить учения, которое настаивало, что власть должна принадлежать только знающим философскую истину и что замещение должностей по жребию бросаемому всеми гражданами (как делалось в Афинах) – нелепость. Демократия не могла допустить, чтобы гражданин повиновался, как публично говорил о себе Сократ, своему внутреннему голосу (демону) более, чем афинскому правительству. Все эти причины и повели к смерти Сократа.

[Zaman.]

Суд над Сократом

Ремесло доносчиков находилось тогда в большом развитии; потому легко было найти материалы для обвинения. Руководимый вышеперечисленными мотивами Анит, один из вождей демократической партии, группировавшихся около Тразибула, и вместе с Анитом поэт Мелет и оратор Ликон внесли в восстановленный народный суд (гелиэю) обвинение против Сократа. В нём утверждалось, что деятельность Сократа опасна государству, что он внушает молодым людям вредные правила, учит их презирать нравственность и законы и стремится ввести вместо государственной религии почитание новых богов.

Анит, понесший при тирании Тридцати большие имущественные потери и старавшийся теперь исправить свои расстроенные денежные дела торговлей кожами, имел кроме политических мотивов и личную вражду против Сократа за то, что Сократ внушил его сыну отвращение к занятию отцовским промыслом. Мелет и Ликон, вероятно, принадлежали к числу людей, которых прежде оскорблял Сократ своею иронией, и, быть может, хотели теперь отомстить ему за обиды. Из «Воспоминаний о Сократе», написанных в защиту своего учителя Ксенофонтом через несколько лет после его смерти, мы видим, что обвинители приводили ряд мыслей, взятых из бесед Сократа, в доказательство, что он подрывал в молодых людях уважение к родителям, любовь к родным, выставлял смешным замещение должностей по жребию, доказывал превосходство аристократов над простолюдинами и так далее. Та часть обвинения, что он презирает народных греческих богов и вводит новых, выглядела обоснованной: Сократ отвергал антропоморфные элементы эллинской мифологии, и говорил о своем «демоне» в таких выражениях, из которых следовало, что он ставит самого себя безусловным судьею истины.

[Zaman.]

Речь Сократа на суде

Несмотря на тяжесть этих обвинений и на невыгодное для Сократа настроение гелиастов, он едва ли был бы осужден на смерть, если бы сам не раздражил против себя судей той речью, которой оправдывал себя. Очевидно, он сам хотел быть осужден на смерть, хотел избавить себя ею от предстоявших ему немощей и страданий старости: ему было тогда уже почти 70 лет. Сознавая честность и благородство своей жизни, Сократ не готовился к защите, и вместо того, чтобы опровергать доводы обвинителей или, как обыкновенно делалось, упрашивать суд жалобными мольбами, привести туда детей и родных для смягчения судей. Сократ произносил свою речь на суде гордым тоном уверенности в своей правоте, с бесстрашием выставлял свою деятельность безупречной, говорил, что он исполнял повеление дельфийского оракула, вменившего ему в обязанность исследование истины, пробуждение сознания о ней в себе и в других. В своей речи он утверждал, что заслужил признательность афинского народа, что если будет оправдан, то будет продолжать свою прежнюю деятельность, возложенную на него божеством; говорил судьям, что защищает себя не для своей, а для их пользы, потому что, осудив его, они сделали бы великий вред афинскому народу и тяжко согрешили бы пред богами. – Эта судебная речь, суть которой сохранена Платоном в «Апологии Сократа», была достойным завершением его благородной деятельности, наилучшим памятником ему.

[Zaman.]

Но и по тону, и по содержанию речь Сократа должна была произвести чрезвычайно дурное впечатление на судей, многие из которых видели в нем аристофановского развратителя молодёжи, другие ненавидели учителя и друга Крития и Алкивиада, некоторые имели против него личную вражду. Сократ стоял перед судьями не как обвиненный, а как повелитель; вместо того, чтобы защищать себя, он давал им наставления. При таких обстоятельствах, удивительно не то, что он был осужден, а то, что перевес на стороне обвинения был так незначителен, составлял всего пять или шесть голосов. «Сократ легко мог бы приобрести себе оправдание, если бы захотел льстить судьям или упрашивать их», – говорит Ксенофонт. Итак, приговор, объявившей его виновным, соответствовал его собственному желанию. Это видно и из того, как Сократ поступил после судебного голосования, признавшего его виновным. По афинским законам, признанный виновным имел право предлагать, чтобы наказание, которому он должен подвергнуться по закону, было заменено другим, менее тяжелым.

[Zaman.]

Но Сократ воспользовался этим правом так, что его слова должны были увеличить раздражение судей. В своей новой речи, уже после приговора, он говорил:

 

 

 

«Итак, я должен сказать вам, какого наказания заслуживаю я, по моему мнению. По моему убеждению, я своею усердною и бескорыстною заботою сделать граждан мудрыми и добродетельными, оказал такую пользу афинскому государству, что заслуживаю получить пожизненное право обедать на государственный счет в Пританее, как победители на олимпийских играх и другие люди, заслуживающие признательность, государства. Да, я не могу признать, что я сделал что-нибудь дурное. И было бы неразумно, – продолжал Сократ, – если б я попросил себе изгнания или заключения в тюрьму – то есть, несомненно, бедствия, – вместо смерти, о которой я не знаю, бедствие она, или благо. Если б я был богат, то я предложил бы подвергнуть меня денежному штрафу; это не было бы бедствие. Но всех денег у меня только одна мина серебра; и я предлагаю взять с меня мину. Вот, впрочем, Платон и другие мои друзья говорят мне, чтоб я повысил цифру до тридцати мин, и хотят взять на себя поручительство. Потому я предлагаю, чтобы на меня был наложен штраф в тридцать мин, и подчиняюсь вашему приговору».

 

Называть себя заслужившим обеда в Пританее, самой высокой почести, какая могла быть получена афинским гражданином, – это должно было в устах осужденного казаться судьям насмешкою над судом, и они осудили Сократа на смерть, по предложению Мелета. Мудрец принял этот приговор с величайшим спокойствием: голос его демона молчал, не отклонял его от намерения умереть; потому Сократ полагал, что смерть не бедствие для него.

[Zaman.]

Смерть Сократа. Художник Ж. Л. Давид, 1787

 

Как умер Сократ

Обыкновенно смертные приговоры исполнялись немедленно. Но исполнение приговора над Сократом было отсрочено на тридцать дней, потому что перед тем временем, как он был произнесен, священный корабль отплыл с посольством на Делосский праздник, и по древнему обычаю не должно было до его возвращения осквернять город исполнением смертных приговоров. Сократ провел эти дни перед смертью в темнице. Его держали в оковах; но его друзьям и ученикам было дозволено посещать его, и он перед смертью по-прежнему вел свои наставнические беседы с ними. Некоторые из его друзей, – главным в этом деле был богатый гражданин Критон, – хотели, подкупив смотрителя тюрьмы, доставить узнику возможность бежать. Но как ни убеждали они Сократа спастись, он решительно отверг их просьбу. Сократ считал, что бегство было бы несогласно с его учением, опозорило бы его.

[Zaman.]

Когда прошло время отсрочки, он, беседуя с друзьями о бессмертии души, выпил кубок яда, и умер с невозмутимым, светлым спокойствием. Существенное содержание возвышенной предсмертной беседы Сократа изложено в диалоге Платона «Федон». – Умирая, он сказал друзьям: «Мы все обязаны принести петуха в жертву благодарности богу Асклепию за мое исцеление: прошу вас, исполните это». Смысл этих предсмертных слов Сократа толкуют по-разному.

Смерть Сократа. Художник Ж. Б. Реньо, 1785

 

Так угас ярый свет, озаривший современникам и потомству пути, ведущие человека к истинному, не призрачному счастью. Как солнце под тропиками, Сократ до заката сохранил весь блеск своего величия; он умер в полной силе своего гения, с невозмутимым благородством души, как герой после победы, как мученик, запечатлевший своею смертью истину своего учения. Смерть была легка для Сократа, при блаженном его сознании, что он постоянно заботился совершенствовать себя и своих друзей.

[Zaman.]

Диалог Платона «Федон» – поистине драматическое произведение, которое повествует о беседе Сократа с учениками в его последние часы и о смерти великого греческого философа. Излагаемое в «Федоне» с большой художественностью поучение Сократа посвящено теме бессмертия души. Внешней основой этого диалога Платона становится встреча Эхекрата (пифагорейца из города Флиунт) и Федона, уроженца области Элиды, который, попав на войне в плен, был некогда продан рабом в Афины. Выкупленный из неволи при содействии Сократа, Федон стал одним из его любимейших учеников, а позже основал одну из «сократических» философских школ – элидо-эретрейскую.

Учитель Платона, Сократ

[Zaman.]

Федон и ещё несколько ближайших учеников Сократа (в том числе пифагорейцы Кебст и Симмий, юный Аполлодор и старый Критон) являлись свидетелями его гибели в тюрьме, когда гениальный мыслитель был вынужден по приговору афинского демократического суда выпить чашу цикуты. Около месяца спустя Федон встречается во Флиунте с Эхекратом и рассказывает ему о последних часах жизни Сократа. В рассказе Федона упоминаются рыдающая жена Сократа, Ксантиппа, его дети, раб и прислужник, из рук которого Сократ принял ядовитую чашу. Действие диалога «Федон» происходит в 399 г. до н. э., однако написал его Платон гораздо позже – видимо, на рубеже 380-370 годов. «Федон» составляет как бы заключительный раздел литературного триптиха, две первые части которого – созданные тем же Платоном «Апология Сократа» (с изложением его речей на суде в собственную защиту) и «Критон» (на тему отказа Сократа от подготовленного ему побега из тюрьмы).

Высокохудожественный «Федон» – диалог не только философский, но также моральный, отчасти и мифологический. Это произведение Платона, трактующее о жизни и смерти, посмертной судьбе души и загробном воздаянии – одно из самых ярких творений на эти темы во всей мировой литературе. Платон вновь воплощает в образе Сократа тип идеального мудреца, который бесстрашно принимает кончину в убеждёнии, что дух не погибает вместе с телом. Изображение смерти Сократа в финале «Федона» производит своим возвышенным трагизмом глубочайшее впечатление.

Рассмотрим краткое содержание диалога «Федон».

[Zaman.]

Вступление Платона к «Федону»

Во вступлении к «Федону» Платон даёт внешнюю канву своего рассказа. Пифагореец Эхекрат, встретившись с философом-элидянином Федоном, просит его рассказать про обстоятельства смерти Сократа.

Весь дальнейший рассказ ведётся Платоном от лица Федона. Вначале тот повествует о приходе нескольких учеников и друзей к нему Сократа в тюрьму в день казни. Перед казнью с Сократа снимают оковы, и он рассуждает в связи с этим о высшем единстве удовольствия и страдания.

Затем Сократ рассказывает учениками, почему недопустимо самоубийство: жизнь человека зависит не от него, а от богов, которые и после смерти оставят его живым и даже даруют, если он добр и рассудителен, лучшую жизнь. Истинные философы, по словам Сократа, не избегают смерти, а напротив желают её.

Великий греческий философ Платон

[Zaman.]

Рассуждение Сократа о душе и теле

Далее Федон излагает Эхекрату рассуждения Сократа о душе и теле. Душа по сути своей есть чистое, свободное от всяких материальных грузов и уз мышление. Его чистоте, однако, мешает жизнь тела с его низменными страстями и устремлениями. Между тем, истинные сущности вещей (а не их грубо-материальную оболочку) можно познать только незамутнённым разумом, который не скован бременем чувственности. Мудрецу необходимо отрешиться от тела и созерцать «вещи сами по себе самою по себе душой».

Полная высота такого идеального познания, продолжает Сократ, недостижима в здешней жизни, где душа неспособна целиком порвать связь с телом. Её можно обрести лишь по отрешении души от тела, после смерти, в потустороннем мире.

«Чистый разум» души не сводится к одному рациональному познанию. Он несёт с собой ещё и все моральные добродетели: мужество, справедливость и воздержность (ср. учение о них в трактате Платона «Государство»). Вслед за освобождением души от тела эти похвальные качества окончательно утрачивают связь с низменными, материальными целями.

 

Поэтому правы адепты религиозных таинств, которые учат о спасении в потустороннем мире только тех, кто очистился здесь. Поэтому и сам Сократ надеется на лучшую долю после смерти.

Устами Федона Платон рассказывает, что один из присутствующих учеников Сократа, Кебет, высказал сомнение относительно того, сможет ли душа мыслить после смерти тела. В ответ Сокр

[Zaman.]

Первый аргумент Сократа в пользу бессмертия души: взаимное порождение противоположностями друг друга

Сократ излагает миф о переселении душ, а затем говорит, что все существующие в мире противоположности не могут существовать друг без друга, ибо они друг друга определяют и порождают. Без понятия о «большем» мы не имели бы понятия о «меньшем», без понятия «тепла» не могли бы объяснить, что такое «холод». Таковы же и жизнь со смертью: без одного нет другого. Жизнь постоянно порождает смерть, а, следовательно, и смерть должна рождать жизнь.

Значит, душа после смерти тела переходит в другое состояние, уже без земного тела, а одна из неземных душ опять возвращается к земному бытию. Миф о переселении душ Сократ осмысляет в платоновском «Федоне» как космический их круговорот.

[Zaman.]

Второй аргумент Сократа в пользу бессмертия души: идеи разума как припоминание того, что душа воспринимала до рождения человека

Платон приводит в «Федоне» и второе доказательство Сократом бессмертия души. Наш ум мыслит не только чувственными образами, но чисто абстрактными понятиями, целиком лишёнными всякой конкретной оболочки. Для примера Сократ берёт понятие «равенства». Как оно и подобные ему идеи в нас возникли? Сократ отвергает возможность, что мы могли получить его из материального мира, ибо полностью «равных» предметов нет – в любых двух вещах неизбежно содержатся хоть какие-то отличия. Значит, идею об абсолютном, абстрактном равенстве мы не выводим из жизненного опыта, а получаем «заранее», a priori. Она возникает в нас ещё до всяких восприятий материального мира, до рождения – как и все прочие общие идеи: прекрасного, доброго, справедливого, священного. Неизбежен вывод, – продолжает Сократ в «Федоне», – что наши души существовали прежде, чем родились наши тела, и придя в мир, мы уже имели воспоминания о созерцании душою в ином мире бестелесных идей. Это даёт добавочное подтверждение первому доказательству о взаимопереходе противоположностей.

Платон здесь излагает устами Сократа свою знаменитую теорию о мире вещей и мире идей.

[Zaman.]

Третий аргумент Сократа в пользу бессмертия души: зыбкость чувственной материи и вечная неизменность идей разума

Каждый предмет имеет постоянно меняющуюся, зыбкую, неустойчивую чувственную сторону – и свою же вечную, неизменную идею, постигаемую умом. Первую мы воспринимаем телесными органами чувств, а вторую – высшей, разумной частью души. Хотя душа и тело представляют собой одно существо, душа ближе к неизбывному, божественному, а тело – к изменчивому, земному. Следовательно, душа весьма близка к вечному, неразрушимому и неразложимому, несмотря на то, что вмещающее её тело отличается противоположными свойствами.

Даже тело путём бальзамирования можно долго сохранять после смерти. Тем более может сохраняться после отрешения от него душа. Если душа человека при жизни воздерживалась от телесных вожделений и стремилась во всём следовать разуму, чистоте и красоте, то после телесной кончины она пребудет с богами. Если же она, уподобляясь деятельности тела и подчиняясь ему, была тяжелой, порочной, безобразной, неразумной, то такой она и предстанет в загробном мире, получив там заслуженные наказания и новое переселение в грубые животные тела.

[Zaman.]

Федон рассказывает далее Эхекрату о сомнениях учеников Сократа относительно высказанных им мыслей. Поклонник учения Пифагора Симмий говорит, что если душа такова, какой ее обрисовал Сократ, то она подобна гармонии звуков, издаваемых лирой. Но когда ломается и погибает лира, с нею гибнет и её гармония. Кебет говорит, что факт существования души до рождения тела ещё не доказывает того, что она сохранится после телесной смерти. Даже если она и будет сохранена, то, переходя в ряд иных тел, не износится ли мало-помалу и не умрёт ли, подобно тому, как умер изготовивший много разных одежд ткач?

Ответ Сократа на это в «Федоне» звучит так: гармония звуков создаётся лирой, но тело не правит душой, а напротив, душа по своей природе управляет телом и создаёт его гармонию. Так Сократ опровергает мнение Симмия, а высказываемое им затем возражение Кебету является четвертым аргументом в пользу бессмертия души.

[Zaman.]

Четвёртый аргумент Сократа в пользу бессмертия души: душа как неуничтожимая идея смертного тела

Платон от лица Федона так излагает это рассуждение Сократа: в жизни мы видим немало примеров, когда вещи меняют свои свойства, часто приобретая не просто иные качества, но и прямо противоположные тем, которые имелись у них недавно. Например, если к единице прибавить другую единицу, получится двойка. Эта же двойка получится и в случае, если единицу разделить на две части. Но означает ли это, что сами идеи могут исчезать, гибнуть и переходить друг в друга? Нет, изменения относятся здесь лишь к материальным вещам. При дополнении или разделении единичного тела сами идеи единичности и нечётности никуда не исчезают. Они лишь «отступают» от вещи, и она «облекается» в другие идеи, которые, однако, также существовали вечно, помимо материи, а не возникли в момент её изменения и не этим изменением чувственного предмета были созданы.

Сократ утверждает в «Федоне», что телесный мир не может порождать идеи. Он зависит от них, а не они от него. Идею без вещи мы можем сознавать, а вещь, лишённую всякой идеи, – нет. Идея является «причиной» вещей, а не вещь причиной идеи. Изменчивые телесные предметы постоянно сопричастны определённым идеям, которые вечны и неизменны. Так и душа – идея тела, лишь сопричастная ему. Когда умирает тело, душа не уничтожается, а только отделяется, «отстраняется» от своей прежней бренной оболочки.

[Zaman.]

Этическое значение бессмертия души

Если бы со смертью тела душа погибала, то дурным людям не о чем было бы волноваться. Но душа не погибает. Она и после кончины несет на себе бремя всех пороков и преступлений, совершенных ею «в телесной жизни».

Праведники спокойно занимают достойное место в Аиде. Души же злодеев, ввергнутые в страх, насильно тащит в загробный мир особый демон. До переселения в более низкое, презренное обиталище они испытывают в царстве мёртвых тяжкие муки.

 

Описание небесной Земли и подземного мира

Здешняя материальная Земля – расположенная в центре мира огромная сфера. Нам известна лишь малая её часть – одна из многих впадин.

Но наверху, в божественном эфире существует и вечная идея Земли – «истинная», духовная, небесная Земля. Это окрашенный в красивые и яркие цвета двенадцатигранник с прекрасными растениями, с горами из драгоценностей. Он населён никогда не болеющими люди. В храмах небесной Земли живут сами боги, все её обитатели пребывают в блаженстве.

Платон приводит далее в «Федоне» детальную мифологическую геологию и географию, даёт читателю картину подземного мира с его реками и озерами, местами наказания, очищения и наград праведникам.

 

Диалог Платона «Федон» оканчивается сценой самоотверженной смерти Сократа, которые бестрепетно выпивает принесённую ему чашу цикуты.

[Zaman.]

Плутарх – краткая биография

 

В эпоху римской империи греческие историки стояли выше латинских, хотя и у писателей Эллады тогда явны следы того, что умы людей были скованы деспотизмом и суеверием. Лак риторики и софистики не скрывает недостатка мужественного прямодушия в их произведениях, их суждениями руководит льстивое раболепство, коренной порок того деморализованного века.

Бюст Плутарха в его родном городе, Херонее

[Zaman.]

Важнейший из греческих литераторов императорского периода – Плутарх (ок. 45 – 127 н. э.), плодовитый историк и моралист, чьи произведения пользовались большой популярностью. Плутарх родился в беотийском городе Херонее, учился в Афинах, долгими путешествиями расширил свои знания о человеческой жизни, поселился в Риме, усиленно изучал произведения древних писателей, беседовал с Фаворином, с другими учеными и риторами, приобрел большую начитанность и проникся восторженною любовью к старым временам Греции и Рима, которой согреты его произведения. Гонение на философов и ученых при Домициане сделало невыносимой для него жизнь в Риме. Плутарх вернулся в Херонею и с любовью занялся делами своего родного маленького города. Он был жрецом Аполлона Пифийского; эта личная связь с дельфийским храмом усиливала его желание прославлять Древнюю Грецию. Он считал это дело задачей своей жизни. Говорят, что император Траян сделал его консулом; Адриан, его ученик и друг, дал ему высокую правительственную должность в Греции. Плутарх умер, кажется, в первые годы правления этого императора.

[Zaman.]

Труды Плутарха делятся на исторические и так называемые моральные. Исторические труды написаны в форме «Сравнительных жизнеописаний» («Параллельных биографий»). Сравнительными они называются потому, что обыкновенно Плутарх берёт двух знаменитых людей, грека и римлянина, которые, как ему кажется, имеют некоторое сходство между собою, и, написав их биографии, рассматривает, в чем близость между ними, а в чем разница. Так у него соединены биографии Тесея и Ромула, Ликурга и Нумы, Алкивиада и Кориолана, Аристида и Катона Старшего, Пирра и Мария, Лизандра и Суллы. Некоторые биографии погибли; например, жизнеописания Сципиона Младшего и старинных поэтов.

Сравнительные жизнеописания Плутарха. Немецкое издание 1470 г.

[Zaman.]

Название «моральных», данное остальным трудам Плутарха, не охватывает всего их очень разнообразного содержания. За исключением произведений, подлинность которых более или менее сомнительна (например, «О воспитании», «Изречения царей и полководцев, «Изречения спартанцев», «Пословицы»), мы имеем около 70 трактатов Плутарха по разным отделам знаний. Некоторые из них относятся к греческим и римским древностям, обычаям, учреждениям, например: «О счастье римлян», «О счастье и дарованиях Александра». Другие излагают мысли о житейских вопросах, например: «Как следует читать поэтов», «Как отличать друзей от льстецов», «Какую пользу можно получать от врагов», «О добродетели и пороке», «О владычестве над гневом», «О родительской любви», «О болтливости» и проч. Некоторые относятся к религиозным вопросам, например: «Об упадке оракулов», «О судьбе», «Об Изиде и Осирисе», «О суеверии» и проч. В некоторых других излагаются философские вопросы, например: «О демоне Сократа», «О Тимее Платона», «Об учениях философов» и проч.

[Zaman.]

Плутарх понимал величие древней Греции и древнего Рима; он превозносил подвиги греков и римлян прежних веков, выставлял их идеальными временами. Но вместе с тем он умел нравиться современным ему людям высшего круга, к которому и сам принадлежал по образованности и общественному положению. Он писал занимательно, его произведения приятно действовали на фантазию и на чувство. В биографиях Плутарх обращает главное свое внимание на обрисовку характеров, потому приводит множество анекдотов, мелких подробностей, вдается в рассуждения. По его собственному выражению, иногда маловажный случай, одна шутка, одна фраза лучше характеризует человека, чем все его победы. Благодаря своей обширной учености, он набирал много таких подробностей. Плутарх составлял из них очень занимательные очерки характеров; описывая людей, он обыкновенно идеализирует их, и тем глубже впечатление, производимое этими изображениями. Он имел громадную начитанность, но пользовался своими источниками без критики и выбирал иногда плохие источники. Несмотря на этот недостаток, сравнительные биографии Плутарха  чрезвычайно важны, потому что труды многих из тех писателей, которыми он пользовался, до нас не дошли. Биографии Плутарха привлекательны романическим колоритом, возбуждающим фантазию, теплой любовью к древнему миру, чистою нравственностью, гуманностью. Он пишет так, что внушает молодым и впечатлительным умам любовь к великим людям древнего мира, восхищение ими. Язык его имеет аттическую чистоту, о соблюдении которой Плутарх очень заботился. Но периоды его иногда тяжелы своею длиннотой, и рассказ его нередко бывает многословен, растянут, переполнен риторическими украшениями и цитатами.

[Zaman.]

Римский император Флавий Домициан (81-96 гг. н. э.)

 

 

Характер Домициана

Римский император Тит, вступив на престол, отказался от своих пороков, а его брат Тит Флавий Домициан (правил 81-96 гг. нашей эры), получив императорскую власть, вполне предался гнусным и злым страстям, которые проявлялись у него с молодости. Подобно отцу и брату, он был человек даровитый и, подобно брату, получил хорошее образование. Он писал стихи. До нас дошли отрывки латинского перевода поэмы Арата, принадлежащего по надписи «Германику» Aratea Caesaris Germanici; этот перевод лучше сделанного Цицероном, и некоторые полагают, что он принадлежит не Германику, сыну Друза, а Домициану, тоже имевшему титул Германика. Так ли, или нет, но при всей своей образованности Домициан был человек высокомерный, тщеславный, злой, и по его восшествии на престол гнусность его характера обнаружилась во всей силе. Он нашел неприличным для своего сана продолжать литературные занятия, но тем усерднее читал мемуары Тиберия, стараясь научиться хитрости этого государя, которого взял себе за образец. Природа дала Домициану крепкое здоровье, но он рано изнурил себя развратом. Отец и брат не давали ему никакого участия ни в государственных, ни в военных делах, так что Домициан был лишен всякой опытности, и его правление представляет печальную противоположность царствованиям Веспасиана и Тита. Наши сведения о делах этого времени скудны, но все известия согласны в том, что оно было очень дурное. Светоний говорит, что в первые годы правления Домициан проявил и пороки и хорошие качества, но потом все хорошие качества его заменились пороками.

[Zaman.]

Статуя императора Домициана

Автор фото – Steerpike

 

Внутреннее управление Домициана

Домициан сам чувствовал, что сравнение с отцом и братом невыгодно для него и хотел наверстать их правительственные способности и победы великолепием своих праздников. Еще никогда не бывало в амфитеатре и цирке таких зрелищ, как при Домициане. Обыкновенные дневные гладиаторские бои и бои с дикими зверями были при нем так часты, что потеряли занимательность для народа, и он старался придать им новый интерес, устраивая их ночью при свете факелов. Действующими лицами в этих боях выступали вместе с рабами и отпущенниками всадники и сенаторы, даже знатные женщины. Домициан хотел превзойти Нерона великолепием состязаний в беге на колесницах, спектаклей, музыкальных и гимнастических игр, в которых принимали участие и девушки. Ему чрезвычайно нравилось смотреть на эти игры, сидя на высоком императорском месте в пурпурном облачении, на половину греческом, и с золотым венком на голове. Домициан устраивал в огромном размере и сражения на воде; он установил новые религиозные праздники, чтобы чаще иметь повод к играм и зрелищам. Конечно, они поглощали громадные суммы. Кроме того, Домициан раздавал подарки народу, делал пиры для всего населения города Рима, строить множество зданий или для славы своего имени, или для украшения города; нужны были громадные расходы на то, чтоб окончить постройку храмов, возобновляемых после пожара Капитолия, других храмов, как например Исиды и Сераписа, постройку Пантеона. Деньги, поглощаемые этими колоссальными издержками, надо было добывать всяческими притеснениями. «Таким образом, Домициан стал грабителем по недостатку в деньгах, а по трусости стал кровожаден», – говорит Светоний.

[Zaman.]

Но Домициан не напрасно изучал записки Тиберия, и в начале правления занимался не одними веселостями. Он строго смотрел за администрацией, следил за тем, как держать себя вельможи, требовал, чтобы не было явного пренебрежения к приличиям. Подобно всем деспотам, Домициан считал аристократов и вообще людей с независимым состоянием своими противниками, подозревал их в злоумышлениях и пользовался всяким случаем унижать и казнить их. Он действовал не по соображению государственной пользы, а по злобе и прихоти. Примером этому служит то, что он отозвал Агриколу из Британии. Вообще не могло быть речи о справедливости в его действиях. Но все-таки суровость Домициана имела тот результат, что администраторы и судьи остерегались нарушать законы, а вельможи подчинялись внешним правилам благопристойности. Светоний говорит: «Домициан держал римских и провинциальных правителей в таком страхе, что никогда не бывали они более честны и справедливы, чем при нем; а после него многие из них дозволяли себе всяческие преступления». Он подвергал всей строгости закона небрежных или нечестных судей, нарушавших свое целомудрие весталок, позоривших себя безнравственностью сенаторов. Его побуждением к этому была не забота о нравственности, а зависть к славе отца и брата: Домициан хотел показать, что при них состояние государства было дурно и что он исправляет расстроенное ими; другим мотивом было, вероятно, желание выказывать свою власть.

[Zaman.]

Сенат просил, чтобы смертные приговоры над сенаторами не могли быть постановляемы императором помимо решений самого сената. Домициан отверг это предложение, оставляя за собою неограниченное право казнить сенаторов; потому они в трепете за свою жизнь не отваживались противоречить ему. Возбуждая жестокостью ненависть в знатном сословии, он привлекал на свою сторону простолюдинов подарками, угощениями, играми; а чтоб упрочить преданность войска, он увеличил жалованье воинам. Домициан действовал как все деспоты, опираясь на массу черни и на войско, преследуя высшее и среднее сословия. Он поступал по дурным побуждениям, но при деморализации высшего класса, его жестокость часто обращалась против людей, заслуживавших наказания. Сенат уже и раньше Домициана обесчестил себя раболепством, так что Домициан был прав, поступая с ним презрительно. Верную картину унижения сената при Домициане представляет IV сатира Ювенала, в которой излагается совещание сената о том, в каком виде должна быть подана на стол императора большая рыба: надобно ль ее подать целую на блюде, или разрезанную; сенаторы у Ювенала произносят серьезные речи об этом важном вопросе.

[Zaman.]

Император Тиберий

Семья Октавиана Августа и вопрос о его преемнике

Неудачи в Германии и Паннонии опечалили императора Октавиана Августа только на короткое время; но скорбь о пороках и несчастиях его собственной семьи терзала его беспрестанно. Август был женат три раза, но имел только одну дочь, Юлию, от своей второй супруги Скрибонии. Юлия, которая с самой ранней молодости, предалась ужасному разврату и с годами все более и более отбрасывала от себя всякий стыд, нравственность и приличие, – была в первый раз замужем за Марком Марцеллом, сыном благородной Октавии, от первого брака её с Гаем Марцеллом. Зять и племянник Октавиана Августа был, кажется, такого же характера, как и его мать, и все окружавшие любили молодого человека так же, как и ее. Август назначил его своим преемником, но Марцелл (23 г. до Р. Х.) умер преждевременною смертью, не оставив после себя наследников. Потом Август женился в третий раз, на властолюбивой Ливии, вдове Тиберия Клавдия Нерона. Ливия употребляла всевозможные происки, чтобы постановить во главе войска и государственного управления своих сыновей от первого брака, Тиберия и Друза. Искусная интриганка, она хорошо понимала, как управлять своим супругом, не показывая вида, что вмешивается в правительственные дела. Ливия не только безропотно сносила частые неверности своего мужа, но иногда, чтобы вернее воспользоваться его слабостями, даже помогала ему своим влиянием на женщин. Она скоро достигла своей цели: мы уже видели, какие высокие места занимали в войске её сыновья; во всяком военном предприятии, во всяком значительном государственном деле, Друз и Тиберий пользовались предпочтением пред всеми.

[Zaman.]

Император Тиберий. Бюст

 

Но вообще, как бы ни было велико влияние Ливии на Августа, император должно быть хорошо знал характер своих пасынков и только в крайности решился назначить их своими наследниками. По смерти Марцелла, он предпочел им своего друга Агриппу, которому был обязан победой, и которого еще прежде осыпал всевозможными милостями. Женив его на вдове Марцелла, он смотрел на него, как на своего будущего преемника. Но Агриппа, имевший от. Юлии трех сыновей и двух дочерей, умер (в 12 г. до р. X.), и тогда Тиберий, любимый сын Ливии, стал являться везде, где обстоятельства требовали присутствия полномочного представителя императора. Наконец, за него выдали и Юлию; надежда Ливии видеть его наследником престола была, таким образом, близка к осуществлению, но снова рушилась, когда старшие сыновья, Агриппы, Гай и Луций Цезарь, достигли возраста, позволявшего им принять участие в общественных делах. К несчастию, оба молодые человека не имели никаких военных талантов, и кроме того, рано испорченные дурным воспитанием своей развратной матери и придворной лестью, не показывали ни малейших способностей к государственным занятиям.