Дети Сталина

[Zaman.]

Столько внимания к себе женщина может за всю жизнь не почувствовать, сколько на выпуске его спектакля». Бурдонский тратит на поиски подходящей помады, каблуков и прически для каждой героини дни, а потом сам подкалывает им волосы на свое усмотрение. «Придирается к каждой заколочке, к каждому бантику, будет стоять над твоей головой два часа, и иногда думаешь: ну зачем он придирается к каждой складочке? А потом выходишь на сцену и все понимаешь».

Лариса Голубкина, тоже прима театра, говорит, что Бурдонский не только талантливый режиссер, но и благодарный человек. В 1970-х годах она воспользовалась своим звездным статусом — она тогда много играла в кино, одной из ее больших ролей была Шурочка Азарова в «Гусарской балладе» — и помогла установить Бурдонскому дома телефон. 

[Zaman.]

По ее словам, он по сей день благодарен ей за это. «Я-то и забыла про это — не один же телефон был поставлен. И вдруг он, единственный человек из всех, мне говорит: “Лариска, я тебя все время помню, когда телефонную трубку беру”». Актеры любят Бурдонского — они говорят, что с ним тяжело и одновременно полезно работать, что он помогает им перебороть собственную неуверенность. Сам Бурдонский больше всего любит репетировать и доводить артистов до исступления.

Анна Степанова, регулярно посещавшая Театр Красной армии в его лучшие годы, понимает, за что Бурдонского любят его артисты, и при этом считает, что его спектакли отнюдь не украшали репертуара: «Когда я смотрела спектакли Бурдонского, мне казалось, что он режиссер беспомощный, не владеет художественной формой. Но у спектаклей есть разные качества.

[Zaman.]

И бывает, что плохой спектакль не только поставлен плохо, но видно, что режиссер человек плохой, и лезет со сцены всякая гнусь. У Бурдонского в спектаклях, напротив, была какая-то искренность. Честность, наверное, слишком громкое слово. Но без гадости в них точно обошлось». По словам Степановой, из спектаклей режиссера видно его действительно внимательное отношение к артистам, и при всей изломанной семейной истории Бурдонского его спектакли всегда были по-человечески здоровыми: «Я сильно подозреваю, что на репетициях он выстраивал такой хороший и чистый мир. В этом мире страшным теням его семейства, всем этим надрывным сюжетам, таким, когда Достоевский отдыхает, — там места не было». По мнению профессора, Бурдонский превратился в домового театра и сросся с ним, но как режиссер не может справиться с большой сценой: «Это требует масштабности мышления, дарования. А на малой сцене, где он и проработал всю жизнь, можно создать теплый мир  и отдыхать там душой, беседовать со зрителями тихим голосом и предъявлять артистов крупным планом».

[Zaman.]

Любимая тема для размышлений у Бурдонского — противостояние. «Мне очень нравится библейское изречение “человек рождается на страдание как искры, чтобы устремляться ввысь”. Для меня это имеет большой смысл, — рассказывает режиссер. — Много обстоятельств жизненных могут вытащить кусок твоей души, растрепать тебя, сломать, ты можешь даже не подняться. И когда ты находишь внутренние ресурсы, внутренние силы, чтобы это преодолеть и идти дальше, то, может быть, это самое главное... Моя судьба человеческая — противостояние. Никто меня с распростертыми объятиями не ждал». От общения со «Снобом» режиссер отказался трижды — по его словам, ему больше нечего сказать.

[Zaman.]

Историю своей семьи и своего противостояния он никогда не поставит на подмостках Театра армии. Разве только миниатюру о том коротеньком периоде романа родителей в 1940–1941 годах, когда Василий учился на летчика в Липецке и Галина поехала к нему. Бурдонский говорит, что его мама часто вспоминала тот год. Она рассказывала, как Василий хотел подстричься, а она не выпускала его из дома. Он надел ее кофточку с оборочками, по простыням спустился из окна и побежал стричься. И еще был один случай: Галина жила на теперешней Мясницкой рядом с метро, а Василий пролетал над ее домом и сбрасывал цветы. Режиссер рассказывал, что даже в эту историю у него не получается вглядываться без боли — он все время думает о том, что совсем скоро случится с этими влюбленными людьми.

[Zaman.]

Раньше по обе стороны от большой сцены театра висели портреты Сталина и Ленина, но после ХХ съезда Сталина заменили Горьким, а Ленина — Пушкиным. С середины 90-х театр не смог выбраться из затяжного кризиса и депрессии — очередное переименование, падение престижа военных, нищета. Театр не смог встроиться в новую реальность. «История этого театра, который потерялся во времени, драматическая, если не сказать трагическая. Зато, это история замечательной стабильности Бурдонского. Театр стал для него смягчением жизни. Может и хорошо, что театр в таком состоянии и что он там», — говорит профессор Степанова.

[Zaman.]

Милена Авимская пришла в театр заместителем директора по развитию месяц назад, и для нее театр до сих пор остается достаточно таинственным местом. Она не скрывает, что пока с трудом представляет, как вообще этот огромный механизм работает. На спектакли приходят не только люди старше пятидесяти, но и молодые: когда парень хочет пригласить девушку на красивое свидание и сделать фотографии на фоне мощной архитектуры, и чтобы метро было рядом — здесь все это есть. Авимская верит, что у театра есть большое будущее: уже утвержден новый план развития, и театр планирует собрать в новом пространстве «самых модных режиссеров и делать коммуникативную площадку». Уже прямо сейчас драматург Саша Денисова работает над квестом по истории театра. Милена хочет проводить экскурсии по зданию — показывать, где снимали «Кин-дза-дза!» и «Карнавальную ночь».

[Zaman.]

 Хипстеров в залах еще нет, но это, уверена Авимская, только пока: новое время несет за собой новых людей и скоро «театр зазвучит и в него придут прогрессивные люди». И неизвестно только, какое место в этом светлом будущем отведено режиссеру Александру Бурдонскому, домовому Центрального академического театра Российской армии.

 

[Zaman.]

Дети Сталина. Глухой коллекционер советских игрушек

Специальный корреспондент «Сноба» Полина Еременко искала Селима Бенсаада, самого неизвестного правнука Иосифа Сталина, два месяца. О Бенсааде никогда прежде не писала пресса — безработный пенсионер ведет скромный образ жизни и не любит внимания к себе. Представляем предпоследний выпуск серии «Дети Сталина»

Фото из личного архива

[Zaman.]

Продавщица мороженого повторяет, на этот раз громче: «10 рублей поищете?», но глухой мужчина в ковбойской шляпе и кожаной куртке ее не понимает. Центральный детский магазин на Лубянке, суббота, через неделю Новый год, и залы заполнены орущими детьми и подавленными родителями. Очень шумно, форменное безумие. На первом этаже у киоска с морожеными стоят трое: мужчина в ковбойской шляпе, женщина с длинными рыжими распущенными волосами и я. Три вафельных стаканчика стоят 210 рублей, мужчина протянул продавщице 500 рублей, и она снова повторяет: «10 рублей не найдется?», мужчина снова не слышит, и она начинает терять терпение. Я говорю ей: «Он глухой, не слышит вас». Она отвечает: «Да я вижу, что глухой. Я поэтому громко ему говорю»

[Zaman.]

Глухого мужчину зовут Селим Бенсаад. Женщина с рыжими волосами — его жена, Наташа. Селиму нравится играть с волосами жены. Он их гладит в очереди за мороженым, гладит в лифте, на котором мы поднимаемся на шестой этаж торгового центра в «Музей детства». Этот музей — самое любимое место Селима в городе.

Селим — правнук Сталина. Он родился в 1971 году в семье Галины Джугашвили, дочери старшего сына Сталина Якова Джугашвили, и ее мужа, Хосина Бенсаада. Хосин родом из Алжира, и познакомились они с Галиной на филологическом факультете МГУ, где вместе учились. Из живых потомков Иосифа Сталина Селим самый неизвестный. О нем никогда не писали, и в своей жизни он давал только одно интервью — газете для глухих «В едином строю» в 2009 году. В социальной сети «ВКонтакте», которую они с женой очень любят, он зарегистрирован под другим именем — чтобы не искали. Я искала Селима месяц и еще месяц уговаривала его встретиться. Он не любит журналистов и переживает, что они сделают из его жизни «сенсацию», в то время как он «просто безработный на пенсии». 

[Zaman.]

 Весь месяц по просьбе Селима и Наташи, его лучшего друга и советчика, я высылала им свои работы, занимательные факты о себе, ссылки на свои тексты и тексты о других родственниках Сталина. Но и после этого при личной встрече мне предстояло ответить еще на ряд вопросов от Селима. Где ваше журналистское удостоверение? Сколько лет вы работаете журналистом? Кто ваш редактор? Он профессионал? Наташа стоит рядом и улыбается: «Теперь вы, похоже, представляете, как Сталин допрашивал».

Галина Джугашвили подробно описала детство Селима в своем рассказе «Погремушка», опубликованном в 2005 году в журнале «Дружба народов». Глухоту сына Галина Джугашвили восприняла как самый большой удар судьбы и положила много сил на то, чтобы он был не хуже слышащих детей. Во время нашей переписки в «ВКонтакте» Наташа объяснила, что Галина не хотела отправлять его в школу для неслышащих: считала это «унижением». Главную героиню «Погремушки» зовут Ася, а не Галина, но Наташа объяснила, что «мать [Селима] писала рассказ об этом периоде, влив свою душевную боль».

[Zaman.]

Проблемы с сыном начались уже в роддоме. Врачи рассказали Асе, что у ребенка задет лицевой нерв и от этого рот будет кривить при улыбке. Сразу попытались успокоить ее: «Даже оригинально, такая необычная улыбка!» Ася была так расстроена, что подумывала над тем, чтобы скинуть новорожденного из окна роддома на мостовую: «Она стояла перед темным в струйках талого снега окном и думала, как завтра возьмет его, прижмет покрепче… внизу — открытая мостовая, третий этаж, как раз то, что нужно… И наверняка она не отступила бы от задуманного, если бы могла знать, что это только начало хождения по мукам, для которых (кто? почему?) выбрал именно ее». В три года выяснилось, что сын глухой. Автор так описывает свои чувства, когда узнала эту новость: «Умереть она уже не хотела. Она изменилась, словно ее опоили дурным зельем, не на смерть, а на другую жизнь. И с изумлением, с острой завистью, она смотрела на женщин, гулявших по улицам и в скверах с детьми, которые болтали, кричали пронзительно звонкими голосами…»

[Zaman.]

Отец ребенка, судя по рассказу «Погремушка», тоже не очень хорошо отреагировал на новости о болезни сына: «Муж оставался спокоен (безразличие? самозащита?), хотя помогал ей отыскивать хороший специальный детский сад, покупал нужные для обучения фигурки и картинки… Мальчишку он едва замечал, одергивал его резко, с оттенком брезгливости, на людях же выглядел подчеркнуто ласковым, внимательным». К тому моменту, когда ребенок стал терять речь, его отец уже уехал на родину: «Неожиданно быстро и даже (показалось ей) радостно улетел на свою далекую родину, которая “остро нуждалась в молодых специалистах”». Приезжал отец к семье нечасто, сцены прощания в аэропорту Шереметьево были непростыми: «Он уходил не оборачиваясь. Мальчишка всхлипывал. Плакал он только левым глазом, тем, который мог до конца закрываться». Добрую половину рассказа «Погремушка» занимают походы Аси c сыном к экстрасенсам, чтобы вылечить мальчика. Кудрявая Дина специализировалась на прошлых жизнях и рассказывала Асе, что мальчик в прошлой жизни «трудился каменотесом в древней Монголии».

[Zaman.]

Потом была Люда — у нее был салон с березовой рощей на фотообоях и попугаем в клетке, ее рецепт выздоровления был такой: «Ровно в пять вы уложите мальчика в постель, и пусть четко представит меня. Потом он заснет и увидит большой сияющий шар». Ближе к концу рассказа появляется Александр Карлович, который после сеансов с мальчиком рассказывал Асе о карме и проклятии до седьмого колена.

Фото из личного архива

Селим считает, что ничего страшного бы с ним не случилось, если бы он отучился в школе для слабослышащих: «Там программы обучения почти не отличаются от программы в обычной средней школе. Но мать хотела, чтобы я приравнялся к слышащим, а не глухим. Мама делала правильно, но не полностью. Но она не учила меня по психике человека, и это сделало меня крупным дураком и наивным». 

[Zaman.]

(До встречи мы общались с Селимом в чате «ВКонтакте», где он пишет быстро, не всегда попадая по клавишам, при встрече — с помощью моего блокнота: устно Селим почти не общается; мы решили сохранить его языковую манеру, лишь слегка отредактировав некоторые реплики. — Прим. авт.) Селим говорит, что в детстве часто ссорился с мамой. В основном из-за оценок и «неадекватного поведения» — Селим любил дергать девочек за волосы в школе.

В музее гаснет свет — начинается короткое кино про реставрацию «Детского мира». У Селима плохое зрение — унаследовал близорукость от отца. Наташа рассказывает, что, когда Селим стал хуже видеть, никто не мог понять, что происходит. Врачи из Кремлевской поликлиники запрещали ему читать и смотреть телевизор, и только когда Галина Джугашвили побывала в Алжире, она увидела половину родственников Хосина в больших очках. Селим снимает кино на телефон, дома он увеличит картинку и внимательно посмотрит фильм.

[Zaman.]

Когда Селиму было 19 лет, отец взял его с собой в Алжир. Там Селима сразу забрали в военную комиссию, впрочем, почти сразу отбраковали из-за глухоты. Он успел покататься на военной машине, и ему это понравилось. Довольно скоро Селим вернулся домой в Москву: «Невыносимая жара». Селим отучился в Реабилитационном центре для инвалидов (РЦДИ) в Алтуфьево на художника. Его любимый художник — Иван Билибин, писавший иллюстрации для детских книжек в начале ХХ века. Какое-то время Селим рисовал, но потом у него стало падать зрение, начал развиваться дальтонизм, и пришлось забросить рисование. Тогда Селим устроился в «Седьмой континент» подсобным рабочим. Получал чаевые с покупателей, которым помогал грузить продукты в автомобили — выходило от 20 до 500 рублей чаевых за день. После «Седьмого континента» Селим поработал в Государственном архиве курьером. Но потом стал болеть позвоночник — хронический радикулит, и с 2011 года Селим больше не работает. Наташа работает курьером.

[Zaman.]

Я протягиваю Селиму мой блокнот. Селим хочет писать на обратной стороне каждого листа, я прошу его этого не делать — чтобы мне потом не запутаться в записях. Селим возмущается: «Нет, это не экономно!» Вмешивается Наташа: «Не переживай, она потом продаст этот блокнот с твоими записями за миллионы».

«Почему ковбойская шляпа?» — пишу я в блокнот.

«Я начал носить байкерские шмоты с 2003 года из-за нападения скинхедов. Однажды в метро толпой бежали по эскалатору и на ходу били меня в спину. Я тогда носил пуховик и выглядел как чурка. Потом в Рязани Ната нашла ковбойскую шляпу. Я начал носить, понравилось».

[Zaman.]

Фото из личного архива

Историю их знакомства рассказывает Наташа: «Он как Рочестер из романа [мистер Эдвард Рочестер из «Джейн Эйр»], который семь лет искал свой идеал…» По словам Наташи, Селим очень строго подходил к выбору жены. Они познакомились через подругу Наташи, которая на собрании свидетелей Иеговы в Москве познакомилась с Селимом. «Он спросил ее — нет ли подруги без мужчины? Так меня познакомили по мобильнику в смс-переписке. Считаю до сих пор лучшим подарком судьбы». Наташа говорит, что Селим проверял ее на предмет знания древнегреческой мифологии, а также русской классики: «Он в свое время увлекся Чеховым, начитался его книг, у матери библиотека целая. До сих пор считает Чехова своим учителем, который рассказал о женщинах и их характере». Наташа и Селим поженились 12 лет назад.

[Zaman.]

В 1991 году отец Селима, Хосин, перебрался из Алжира обратно в Москву. Когда в 2007 году умерла Галина Джугашвили, Селим и Наташа перебрались к Наташиным родственникам в Рязань. «После смерти Галины Яковлевны мне стало очень тяжело жить с отцом, мать меня постоянно защищала от отца, который нападал и ругал. И отец 4 раза совершил покушение на мою жизнь с асфиксацией во время ссоры, когда он потерял самоконтроль над своим телом», — рассказывает Селим. Но потом через суд Селим получил обратно часть квартиры, теперь Селим с Наташей живут в одной комнате, а отец Селима в другой, и они оба его боятся.

Вечера у Селима с Наташей домашние и незатейливые. Наташа приходит домой после работы, готовит записи для группы по ткачеству в «ВКонтакте», потом готовит ужин: «Муж не требовательный к еде, главное, простая еда, без пряностей и обжорства. Он в детстве отравился грибами». Посуду моет Селим — это его медитативная практика. Алкоголя здесь не бывает — врачи запретили Селиму пить еще в детстве. Одно из его требований к жене было, чтобы тоже не пила. Потом вместе отдыхают в комнате: «Занимаемся каждый своим делом, но все равно вместе, даже наши столы вместе стоят — он со своим ноутбуком, я со своим ноутбуком, оглядываемся друг на друга», — писала мне Наташа.

[Zaman.]

У Селима три мечты. Первая — приобрести автодачу: «Люблю автопутешествия по-американски». Селим фанат машин. У него есть коллекция старых игрушечных автомобилей. Гордость его коллекции — машины американских президентов Кеннеди, Никсона, Рейгана и Буша: «Они изумительно красивы». Раньше у Селима был настоящий «опель», но он сломался. Селим надеется, что в апреле у него появятся «жигули»-четверка: «Более современные автомобили недолюбиваю, там куча проблем, много одноразовых деталей в сборе. У "жигулей" или "нивы" проблем меньше и можно доехать, потому что эти старые машины неподвластны компьютерам». Несмотря на ухудшающееся зрение, Селим любит ездить по России на машине. Из последних поездок — в Новороссийск, в Брянск, по Калужской и Владимирской области. Вторая мечта — оборудовать мастерскую, чтобы создавать в ней деревянные мечи и мебель. И третья мечта — ребенок.

[Zaman.]

Селим любит заниматься своей страницей в «ВКонтакте». Например, писать посты о своей жене: «Жена подарила матери нашей знакомой тканое полотно. Я спросил ее, ткала ли она сама, и добавил, что не заметил его. Она обиделась: “А если бы я ткала обнаженной, ты бы заметил?”». Или об их быте: «Жена купила часы. Световой сигнал так себе — может, мы привыкли к старому будильнику рязанского производства с лампой, у которой обычная яркая лампочка, та мигает и еще греет. Зато вибратор очень понравился, имеет две частоты — высокую и низкую, кровать вибрирует». Еще Селим на своей странице собирает демотиваторы: «У настоящего мужчины должен быть автомобиль из Германии, часы из Швейцарии, парфюм из Франции и жена из Рязани». Или: «Если парень посадил девушку за руль — 100% он хочет, чтобы она забирала его бухим». И конечно, Селим любит селфи — например, из последнего — свежее селфи с женой с поездки по МЦК.

[Zaman.]

Фото из личного архива

[Zaman.]

После полутора часов переписки в блокноте мы идем на смотровую площадку «Детского мира». Это обязательная часть программы: в «Детском мире» Наташа с Селимом всегда заходят в музей, всегда едят мороженое, всегда заходят на смотровую площадку. И иногда выбирают Селиму машинку. На смотровой площадке стоим втроем и молча смотрим на Кремль. Расспросы про Сталина кажутся совсем не к месту. Для Селима Сталин такая же историческая фигура, как и для остальных собравшихся на этой смотровой площадке. В семье про него не говорили; Селим уважает Сталина за то, что тот «гитлеровцев» разбил, но на этом его рефлексия по поводу дедушки заканчивается. Один раз с тетей Тинатин Давыдовной Эгнедашвили ходил на могилу Сталина, но вообще он любит просто так гулять по Красной площади, особенно с мороженым.

[Zaman.]

Мать Селима тратила на игрушки сына половину зарплаты, чтобы «обычные» дети приходили к Селиму и играли с ним. Сегодня на стене «Музея детства» висит список почетных дарителей, среди них — имя Селима Бенсаада. Он подарил музею немало своих игрушечных самолетов. Кажется, Селим — единственный среди своих родственников, кто оставил после себя добрый след.