Татарская армия

[atropat]

Уважаемый Торкел, просим! [url="http://www3.disput.az/index.php?showtopic=143872"]http://www3.disput.az/index.php?showtopic=143872[/url] (#15)

[Sabata]

[quote name='torkel' post='5234997' date='Aug 18 2009, 21:42 ']Спасибо... ваша помощь неоценима.
Необходимо собрать как можно более обширный материал, чтобы в дальнейшем расположить его по датам и проследить процесс взаимовлияния народов и прогресс или регресс военной мысли.
Реконструкции в большинстве случаев очень субъективны, но у меня есть большой археологический материал, который позволит вычленить беллетристику и украшательство.
Если вдруг вам попадутся материалы по осадным технологиям и военной металлургии - буду признателен.
Если к имеджам прилагаются текстовые комментарии, тоже прошу не урезать их... без них картинки могут остаться просто красивыми иллюстрациями.[/quote]
Да незачто. Материала у меня много, всегда рад поделиться с другими энтузиастами. Меня тоже всегда интересовало влияние тюрков на военное дело Евразии, например зарожедние рыцарства в Европе.


[quote]Существует мнение что изначально тюрки рвались в Китай потому что у них не было своего достаточно квалифицированного оружия... тогда получается что они разнесли 200 миллионную Империю вместе с их сказочными боевыми искусствами одними дубинками и плетками.[/quote]Или одним нечеловеческим обличьем. Про нашего брата столько вранья наговорили, что если все собрать, даже без комментариев, то собранный материал по объему сможет соперничать с Британникой. Авторов этих небылиц отсутствие элементарной логики никогда не смущало

[torkel]

[quote name='torkel' post='5237533' date='Aug 19 2009, 13:59 '][b]МИФ О РАЗДРОБЛЕННОСТИ РУСИ, КАК ПРИЧИНЕ ЗАХВАТА ЕЕ МОНГОЛо-ТАТАРАМИ[/b]

Н. Ведешин

[b]Но основная задача эссе - показать ущербность наших знаний об этом мире.
Наших расчётов на растущие возможности человека в противовес Богу. Нашего
скептицизма в отношении к базовым нормам христианской морали. Наших искажающихся
представлений об Истине, Добре и Зле… [/b][/quote]

Вот эта самобичующая фраза по-моему неоспорима и под базовыми нормами наверное подразумеваются постулаты

-Не солги!
-Не укради!

[Sabata]

Heмного реконструкций М. Горелика с примечаниями.

[url="http://img231.imageshack.us/img231/1029/armiimongolotatar0033.jpg"][img]http://img231.imageshack.us/img231/1029/armiimongolotatar0033.th.jpg[/img][/url][url="http://img88.imageshack.us/img88/864/armiimongolotatar0034.jpg"][img]http://img88.imageshack.us/img88/864/armiimongolotatar0034.th.jpg[/img][/url] [url="http://img256.imageshack.us/img256/5096/armiimongolotatar0035.jpg"][img]http://img256.imageshack.us/img256/5096/armiimongolotatar0035.th.jpg[/img][/url][url="http://img88.imageshack.us/img88/9739/armiimongolotatar0036.jpg"][img]http://img88.imageshack.us/img88/9739/armiimongolotatar0036.th.jpg[/img][/url]
[url="http://img88.imageshack.us/img88/9043/armiimongolotatar0037.jpg"][img]http://img88.imageshack.us/img88/9043/armiimongolotatar0037.th.jpg[/img][/url][url="http://img170.imageshack.us/img170/3851/armiimongolotatar0038.jpg"][img]http://img170.imageshack.us/img170/3851/armiimongolotatar0038.th.jpg[/img][/url] [url="http://img443.imageshack.us/img443/9127/armiimongolotatar0039.jpg"][img]http://img443.imageshack.us/img443/9127/armiimongolotatar0039.th.jpg[/img][/url][url="http://img88.imageshack.us/img88/3140/armiimongolotatar0040.jpg"][img]http://img88.imageshack.us/img88/3140/armiimongolotatar0040.th.jpg[/img][/url]

Потом еще добавлю.

[torkel]

[b]Тяжелый конник-ордынец[/b]

Шлем, щит, палица, детали доспеха, походные предметы.

[attachment=361894:________..._______..jpg]

[Sabata]

Продолжение

[url="http://img256.imageshack.us/img256/8017/armiimongolotatar0041.jpg"][img]http://img256.imageshack.us/img256/8017/armiimongolotatar0041.th.jpg[/img][/url][url="http://img245.imageshack.us/img245/2151/armiimongolotatar0042.jpg"][img]http://img245.imageshack.us/img245/2151/armiimongolotatar0042.th.jpg[/img][/url] [url="http://img245.imageshack.us/img245/4186/armiimongolotatar0043.jpg"][img]http://img245.imageshack.us/img245/4186/armiimongolotatar0043.th.jpg[/img][/url][url="http://img256.imageshack.us/img256/8115/armiimongolotatar0044.jpg"][img]http://img256.imageshack.us/img256/8115/armiimongolotatar0044.th.jpg[/img][/url]
[url="http://img245.imageshack.us/img245/6372/armiimongolotatar0045.jpg"][img]http://img245.imageshack.us/img245/6372/armiimongolotatar0045.th.jpg[/img][/url][url="http://img90.imageshack.us/img90/493/armiimongolotatar0046.jpg"][img]http://img90.imageshack.us/img90/493/armiimongolotatar0046.th.jpg[/img][/url] [url="http://img90.imageshack.us/img90/4028/armiimongolotatar0047.jpg"][img]http://img90.imageshack.us/img90/4028/armiimongolotatar0047.th.jpg[/img][/url] [url="http://img90.imageshack.us/img90/4747/armiimongolotatar0048.jpg"][img]http://img90.imageshack.us/img90/4747/armiimongolotatar0048.th.jpg[/img][/url]

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
(некоторые вопросы терминологии и морфологии)
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург


Предметом исследования данной статьи является такой феноменвоенно-политической культуры средневековых кочевников Центральной Азии,имеющий ярко выраженные корни в этнографическом субстрате, как знамя (или знаменный комплекс).
Существование знамени имеет весьма значительную историческую ретроспективу, уходящую в глубь тысячелетий.
Идеологически обусловленный характер знаменного комплекса имел особую роль в системе оформления власти и в военно-политической культуре вообще.

[attachment=362706:________...________.gif]

Для обозначения знамени в тюркско-монгольских языках существует достаточно много обозначений. Все они имеют исторически и этнографически обусловленный характер. Остановимся на некоторых из них.

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

Наибольшее распространение получило название знамени, флага, вымпела, штандарта ту/тук (и другие варианты)1.
От этого значения идет ряд производных, например, туглу/туглук - "имеющий знамя"2, "обладатель знамени"3, "знаменный"4; иногда этот термин рассматривался в значении "знаменосец"5, но чаще "знаменосец" (или "значковый") обозначен термином тугши/тугчи6 - тот, кто непосредственно носит и возит знамя рода, шамана, воинской единицы или хана.

Б.Я. Владимирцов, С.К. Малов, М. Рясянен считают термин туг заимствованным из китайского языка - от ср.-кит. dok (др.-кит. duk), соврем. dao/du "штандарт, стяг, знамя, бунчук (из перьев или бычьих хвостов)"7. По мнению же Т.Д. Скрынниковой, это слово тюркского происхождения8.

Г.М. Василевич выводит термин туг из туру~тут, "характерного для языковой алтайской семьи, из которой оно проникло в некоторые другие языки. Различные значения его, сохранившиеся до нашего времени, показывают реальные истоки происхождения "столба" (в качестве какового оно используется в обрядовой практике эвенков) - "мирового дерева", "соединяющего нашу землю с небом".

По мнению Г.М. Василевич, "значения, сохранившиеся за этим словом, показывают три линии дальнейшего развития представлений:
1) дерево-палка-столб-мачта-древко-знамена-знамя;
2) стоять стойбищем-жить-стойбище-жилище (дом)-комната-город;
3) шаманское дерево, соединяющее землю с верхним шаманским миром"9.

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

Зафиксированы также следующие значения этого слова: знамя, бунчук; что интересно - барабан (в т.ч. "барабан ночного сторожа", "барабан, в который бьют при хане" (Махмуд Кашгарский); преграда, завал, запруда; признак, примета10; "вывеска торговца"11.

Похоже, что первоначально слово туг имело основное значение
"знак", "примета" - процесс, аналогичный тому, который мы наблюдаем в древнерусском языке:
знамя - "знак", "примета", "символ"12; термин "знаменатися" в древнерусском языке означает "одеть отличительные уборы перед боем":

"и рече Ярослав воем своим: знаменайтеся, повивайте главы своя убрусы"13. То же самое касается и других языков14. (Одно из семантических развитий данного корня, в частности, туграк "ханская печать"15).

Туг'ом называли также "кисть степени"16 - то есть имеется в виду, что туг - "знак, значок" мог выступать не только в форме того, что мы называем словом "знамя, штандарт", но и в других качествах, а именно: "султана" на головном уборе чинигисидов.

В качестве такого знака могли выступать и перья, например, на боевом шлеме, где часто для них встречаются одно-два гнезда на маковке либо спереди по бокам. Такие шлемы - шлемы социально высоких лиц, полководцев, - назывались тугулга/туглуга(тюрк.)>дабулга (монг.)17 (ср: туглу - "имеющий бунчук")18.

С другой стороны, в традиционной культуре применение термина туг не столь однозначно. Например, Э.Н. Наджип дает следующее значение этого слова в уйгурском языке

- "веревка, протянутая от потолка, держась за которую бахши (шаман - С.Д.) кружится при завораживании болезни"19. В данном случае Э.Н.Наджип, видимо, имеет ввиду описанный у Э.Р.Тенишева в его экспедиционных дневниках обряд камлания, который выглядит следующим образом.

"Посредине просторной комнаты постлали палас из грубой шерсти с черными и серыми полосами. В центре его на земляном полу был укреплен кол, к которому привязан один конец черной шерстяной веревки. Другой конец был закреплен на толстой балке потолка. На высоте человеческого роста к веревке прикрепили белый платок. Еще выше бакши укрепил большую связку тонких разноцветных лент (хелем). Все это сооружение носило название туг. Вокруг него совершалась церемония лечения больного"20.

[b]Такое применение термина туг позволяет вспомнить о шаманском дереве, о котором пишет Г.В. Василевич (см. выше), и приводит нас в шаманские практики вообще. Например, в бурятской шаманской практике мы встречаем термин дугы/дугу (буквально, "мостик") - красные и синие шелковые нити, соединяющие ритуальные березы, в том числе во время обряда посвящения шамана. Эти нити символизируют путь шамана к тэнгриям - небожителям21, что, в частности, напоминает и о предположении ряда исследователей о возможности происхождения слова туг от duk (см. выше).[/b]

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

Многие элементы традиционной культуры имеют широкий спектр реального применения. И весьма структурно похожий культурный мотив мы встречаем у ряда народов центральной Азии, в частности, у монголов, в практике домашних культов. К центру, тооно верхнему дымовому отверстию юрты (как и у уйгуров во время шаманского камлания - к балке), подвязывается так называемая чагтага - волосяная веревка. При сильном ветре к ней привязывается камень с целью придать юрте большую устойчивость.

Эта веревка символизирует благополучие дома. Когда скотовод продает на сторону коня или овцу, то срезает немного шерсти, а у коня волос из гривы и вплетает ее в чагтагу22.

Более подробно останавливается на этом моменте Г.Н. Потанин. По его материалам, при продаже скота у монголов-халкасцев по обычаю у каждого проданного барана, коровы или лошади хозяин вырывал клочок шерсти, "совал под губы продаваемой скотины, чтобы намочить ее слюной, и потом собранную шерсть бросал в огонь".

Это по-монгольски называлось кишик "счастье", при этом говорилось: малын кишик омна - "взять счастье скота". Указанный обычай назывался селекей - "обтирать слюну". Шерсть со слюной зашивали в гриву коня, если она взята с коня, в гриву барана, если с барана и т.д. Говорили, что если слюну таким образом не обтереть, то скот не будет водиться.23

Нас в данном случае интересует как сам структурный элемент культуры - привязанная к тооно веревка, так и мотив счастья, с нею связанный.
Как известно, тот же мотив обычно связан с таким священным атрибутом, как знамя. Являясь символом военной и политической единицы, будучи похищено, оно лишало возможности противостоять неприятелю.24

Согласно опубликованному в 1044 году китайскому военному трактату "У цзин цзун яо", в котором были собраны военные законы династий Тан и Ранняя Сун (а они в значительной степени отражали и практику средневековых центральноазиатских кочевников) за потерю знамени или барабана или захват их противником казнили весь отряд.25

С другой стороны, существовала практика смягчения наказания за эту вину. Так, согласно тангутским военным законам XI-XII вв. при потере знамени или барабана смягчить наказание могло то обстоятельство, что эти атрибуты не попадали в руки противника и были вновь найдены своими же солдатами26.

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

Как мы заметили, термином туг нередко обозначается некое совокупное сооружение, достаточно сложное, и это наводит на определенные размышления.

Если возможно такое использование термина, то оно естественным образом приложимо в таком же ритуальном контексте и к таким же сооружениям, как "девятиножное знамя" Чингис-хана, возведенное во время его коронации. Тогда представляется возможным рассматривать его как подобный сложным комплекс, наподобие комплексов при возведении шамана в ранг, например, у бурят и в обряде кропления знамени.

Красочное описание подобного обряда перед выступлением в поход дано в "Бабур-наме" под 907 (1501 - 1502) г. Этот отрывок на русском языке известен в двух переводах - А. С. Самойловича (который посвятил ему специальную публикацию) и в издании 1958 г. - оба по Хайдарабадскому списку. Они, как версии перевода, в какой-то степени дополняют друг друга. Вариант А. Н. Самойловича звучит следующим образом:

"…По монгольскому обычаю заколдовали знамя (Павэ-де Куртель: "исполнили церемонию развертывания знамени").
Хан сошел с коня.
Перед ханом водрузили девять бунчуков ("туг").
Один монгол, привязав белую бязь к средней бычачьей мозговой кости, взял ее в руку, а другой монгол привязал три куска длинной бязи к трем бунчукам пониже хвостов ("кутас"). Пропустил их под банчужными древками.
На край одной бязи вступил хан; на край другой бязи - султан Мухаммед Ханикэ (сын хана).
Тот монгол, который эти куски привязывал, взяв в руку обвязанную бязью среднюю бычачью мозговую кость, произнося что-то по-монгольски и обратившись к бунчукам, делает знаки.
Хан и все присутствующие брызгают кумысом ("камызгар") в сторону бунчуков…
Все стоящие в строю воины издают один боевой клич ("суран"). Трижды так проделывают. После этого, сев на коней и кликнув боевой клич, все это войско мчится вдаль.
Среди монголов установление Чингиз-хана "тузук" держится и поныне точь-в-точь, как Чингиз-хан их создал и оставил".27

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

Судя по представленным материалам, налицо как широкое, так и узкое использование термина туг в культуре тюрко-монгольских народов, что, если обратиться к другим элементам культуры, совсем не редкость.

Другое известное слово, которое употреблялось применительно к знамени - бунчук. Особенно оно распространено в западно-тюркских языках и через них получило известность в Европе.28

Происхождение этого слова традиционно считается не вполне ясным. Согласно "Новому энциклопедическому словарю" Брокгауза и Эфрона [т.8, б.г., с.594] его "чаще всего принимают за турецкое слово "бисер, бусы". В "Словаре русских народных говоров" слово бунчук трактуется как "жемчуг";29 в словаре М.Фасмера - "конский хвост, ниспадающий с наконечника, имеющего форму полумесяца, символ высшей власти; гетманский жезл…

Заимствован (в европейские языки - С. Д.) из крымско-татарского "раковина, бусы на шее лошади";30 в "Толковом словаре русского языка" под редакцией Д.Н.Ушакова - "бусы, надеваемые на шею лошади, конский хвост на древке, как знак власти (гетманской, паши)".31 К.Г.Мегнес считает это слово скорее как part pro toto (бунчуг/мунчуг со значением "подвеска, жемчужина"), распространившееся на все знамя.32

Замечены следующие разночтения этого слова: бончук=боншук - "бусы, зерна (четок)";33 в словаре В. В. Радлова, кроме приведенных выше - бунпук "раковины, шарики, бусы, надеваемые на шею лошади";34 Э. В. Севортяном намечена связь тюркского от бойун=бун, имеющего значения "шея; загривок, затылок; горло": от второй формы слова - бун - бун'са - "ожерелье из монет"; от первой - бойун - бойунтырык/мойтурук - слова, связанного с шеей: предметы, охватывающие шею, в первую очередь человека или животного (ярмо и т.д.); воротник; боа из мехов, меховой шарф, ошейник из беличьих хвостов, ожерелье (якут.).35

То есть бунчук есть нечто висящее, подвеска. М. Г. Рабинович, анализируя данные о древнерусских знаменах, испытавших в своей морфологии большое влияние степной культуры, писал, в частности, следующее: на Руси "стягом называлось собственно древко, на вершине которого укреплялось навершие, имевшее чрезвычайно важное значение в качестве символа…

Ниже навершия на древко часто (но не всегда) прикрепляется яркого цвета бунчук (челка стяговая), а еще ниже полотнище стяга… Иногда знаменем служил один бунчук без полотнища".36 В этой связи возможно использование термина бунчук применительно к колечку из конских грив - челки стяговой, расположенной ниже навершия в верхней части древка (об этом см. далее) - на месте, которое визуально (с точки зрения морфологии) действительно можно считать "шеей" знаменного комплекса.

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

Рассмотрим некоторые вопросы морфологии знамени. Как указал в свое время М.Г.Рабинович, в средние века знамена состояли из навершия, "челки стяговой" и полотнища, которые крепились на древке. Однако все эти части стяг имел только в полном своем составе. Практически любая из них, кроме древка, могла отсутствовать. По его словам, бунчук без полотнища широко применялся на Востоке, а у древнерусских стягов чаще отсутствовала челка. Не всегда имелось навершие.37
Факт существования одновременно нескольких вариантов знамен, как кажется автору, нуждается в объяснении. В этой связи представляется возможным предположить следующую схему развития знаменного комплекса.

Так как знамя по своей сути означает прежде всего "знак", то этим знаком (и это подтверждает и археологический и этнографический материал) были прежде всего, если это касается эпохи родового строя, значки родов, фратрий и т.д., выступающих в поход. По мнению А. П. Окладникова, "это были фигурные изделия из меди и бронзы, характерные для скифской культуры Восточной Европы и одновременных ей степных культур Центральной Азии - вплоть до Ордоса и Северного Китая, - так называемые "навершия", изображающие различных животных и, в очень редких случаях, человека. "Волчьи" знамена древних представляли, по-видимому, такие же фигурные штандарты, как знамена с головой дракона в сасанидском Иране или с орлами у римлян".38

Одновременно существовали и матерчатые флаги.39
Первая форма - штандарты с одним навершием - достаточно консервативна и, в принципе, не нуждалась в таком дополнении, как полотнище.
Можно предположить, что развитие морфологии знамени шло в различных регионах по-разному. При этом, развиваясь, формы в других местах, минуя свои переходные этапы, воспринимались в своих результирующих формах.
Проследим развитие одного из возможных вариантов морфологии знамени на примере так называемых "[b]драконовых" знамен.[/b]

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

По данным Ю. А. Арсентьева, "драконовое" знамя значится при церковном церемониале в Византии. По преданию, оно было заимствовано еще Киром от ассирийцев и бытовало у персов до Дария III. Победивший последнего Александр Македонский заимствовал эту эмблему на знамени для Македонского царства, а при покорении римлянами Македонии "драконовое" знамя перешло и к потомкам Ромула. Через посредство Византии знамя продолжало бытовать на Ближнем Востоке в средние века.40

В связи с изучение навершия сасанидского штандарта вопрос о "драконовом" знамени исследовала К. В. Тревер.41 Ею приводится сводка античных сведений, описывающих форму этого специфического сооружения у парфян, скифов, сарматов. О них упоминает Лукиан, Аммиан Марцелин, Флавий Вегеций Ренат. Арриан, рассказывая о штандарте скифов.
В частности, пишет:

"Скифские военные значки представляют собой драконов, развевающихся на шестах соразмерной длины; они сшиваются из цветных лоскутьев, причем головы и все тело вплоть до хвоста делается наподобие змеиных, как только можно представить страшнее. Выдумка состоит в следующем. Когда кони стоят на месте, видишь только разноцветные лоскутья, свешивающиеся вниз, но при движении они от ветра надуваются так, что делаются очень похожими на названных животных и при быстром движении даже издают свист от сильного дуновения, проходящего сквозь них. Эти значки не только своим видом причиняют удовольствие или ужас, но и полезны для различия атаки и для того, чтобы разные отряды не нападали один на другого" [Арриан, Тактика, 35, 3-5].

Трудно сказать, как долго применялись такие экзотические сооружения. Можно только отметить, что за знаменем сохранилась устойчивая практика называть знамя "драконовым" вплоть до позднего средневековья. В частности, среди других эпитетов знамен шейбанида Абдулы-хана (XVI в.) мы встречаем "величественное, как дракон";42 "полотнище подобного дракону знамени";43 во время похода Убайдуллы-хана на Балх в 1118 (1707) упоминаются "великий бунчук и драконоподобное знамя"44 и т.д.

При этом ничего не говорится о его форме, но, если исходить из контекста приведенного выше материала, возможно, что в данном случае эпитет выражает и конкретное содержание. В крайнем варианте - знамя-дракон, в более мягком - знамя с изображением дракона. Вариант такого изображения приводится, например, в "Книге о флагах" К. Алярда, где изображен флаг цесаря желтого цвета с лежащим черным драконом с василисковым хвостом.45

Для нас же крайне интересен тот факт, что в средневековой лексике среднеазиатских народов навершие знамени обозначалось словом аджар, которое имело значение "дракон",46 что, по всей вероятности, является отражением реальной практики изображать в качестве наверший именно драконов.

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

В Китае знамя с изображением дракона входило, наряду со знаменами, изображающими пять стран света (считая середину), пяти звезд (планет), пяти гор, белого тигра, красного павлина, темного духа войны и феникса, в число "знамен, предписываемых древностью".47 Китайский император вообще считался с драконом. Как указывает А. М. Решетов, мифический предок, желтый император Хуан-ди первоначально почитался как драконоподобное существо (император - "сын неба", правит по мандату неба).

С понятием неба в китайской культуре и политической традиции связаны многие изобразительные элементы, символы и одним из главнейших среди них является дракон, который становится символом императора. Постепенно сформировалась концепция связи императора и дракона, причем император естественным образом воспринимался как одна из ипостасей дракона.

В императорских дворцах повсюду были изображения драконов как символа императорской власти. Императорские одежды обязательно имели изображения драконов - таким образом здесь символически как бы объединялись небо, дракон и император.48

Эта драконовая символика верховной власти перешла и к монголам после завоевания ими Китая. Как указывает "Мэн-да бэй-лу", Чингис-хан восседал в кресле "северных варваров, украшенном головами драконов".49

Но вернемся к исследованию истории развития знаменного комплекса. Драконовые знамена, состоящие из комплекса навершия с головой дракона и "чулка", наполняемого воздухом, в дальнейшем, вероятно, развились в более простое по исполнению полотнище, сохранявшее то же название и способность струиться, изображая тело дракона (а возможно, и другого животного).

Дальнейшее развитие, возможно, шло по пути упрощения этого достаточно сложного сооружения, и знак, представленный на навершии, перешел на полотнище, где он "оживлялся" на ветру, сохраняя, опять-таки, то же первоначальное название.

Поэтому на полотнище традиционно изображались различные звериные символы, эта модель действовала и с распространением мировых религий - христианский крест или изображение святого, мусульманский лунный серп или рука Али использовались либо в навершии, либо на полотнище, как правило, не присутствуя на них одновременно.

При усложнении символики отдельные смысловые изображения на навершии сосуществовали. Упрощение техники исполнения воспринималось постепенно, и в различных регионах одновременно сохранялись разные варианты знамен.

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

Речь в нашем случае идет в основном о больших войсковых знаменах. Однако, судя по всему, существовала практика применения и драконовых знамен или, скорее, "флажков" небольшого размера, которые вполне возможно было держать в одной руке за конец древка. Именно такие небольшие драконовые значки изображены у даков на колонне Траяна в Риме.

Как видно из представленной таблицы, такие значки существовали в Центральной Азии еще в эпоху раннего средневековья. Как представляется автору, в первую очередь из-за небольших размеров, их нельзя прямо отождествлять как с "великими драконовыми знаменами", так и со знаменами парфян, которые, согласно Лукиану, служили маркировкой отряда в тысячу человек.50 Существовала практика изготовления знамен "сачкообразной" формы, без собственно навершия. Такие флажки также наполнялись воздухом, создавая таким образом достаточно длинные объемные фигуры.

В связи с управлением войск при помощи знамен и других знаков, остановимся на "звериной" символике знамен в боевых построениях киданей.

Среди соединений киданьских войск в "Истории государства киданей" Е Лун-ли и "Истории династии Ляо" Токто упоминаются "армия орлов", "армия тигров", "армия драконов", "армия соколов", "железные коршуны" и др. Комментируя этот отрывок, В. С. Таскин, со ссылкой на Сыма Гуана, пишет, что, в частности, последних "называли коршунами потому, что они якобы бросались на противника так же стремительно, как коршуны на свою жертву" и т.д.51 Символика хищных птиц и зверей при уподоблении воинских соединений и мужских военизированных союзов широко распространена, но в данном случае, по всей вероятности, связь эта не такая уж прямая. Как представляется автору, в отношении киданей нельзя так архаизировать их военную и политическую структуру. Дело здесь, видимо, в другом.

Известно, что кочевники, находясь в многовековом контакте, в частности с земледельческим Китаем, не только воспринимали его культуру, но и участвовали в формировании и развитии военного мышления и военной тактики, которая сложилась в регионе.
Именно в результате постоянных столкновений со степными кочевниками в Китае эпохи Хань развивается собственная кавалерия, которая заимствовала их вооружение и тактику.52
Эти тактические приемы, выработанные обеими сторонами в результате многовековых столкновений, были обобщены в ряде известных китайских воинских трактатов, материалы из которых мы уже приводили выше, и знатоками которых были и кочевые лидеры.

Например, известно, что сын сюннуского шаньюя Лю Юаньхая Лю Цын, который и сам в дальнейшем стал шаньюем сюнну, "к четырнадцати годам… глубоко изучил классические и исторические сочинения, в совершенстве овладел учениями различных философов, наизусть читал военные трактаты Сунь-цзы и У-цзы… В пятнадцать лет изучал искусство владения рубящим оружием, затем объявил себя независимым ваном и императором."53
Китайские источники указывают и на знание китайских военных трактатов мужунами, в частности, Мужуном Кэ.54

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

В результате многовекового сосуществования у кочевников естественным образом сложилась культура, заключавшая в себе многие элементы китайской культуры, что, по сообщению В. А. Гордлевского, дало повод Г. Д. Санжееву указать ему на то, что, в частности, "законченность военной организации в эпоху Чингис-хана предполагает какие-то старые отзвуки, быть может, заимствованные монголами от соседей, конечно, китайцев".55

Как представляется автору, при анализе приведенного выше отрывка из истории киданей необходимо обратиться к китайским источникам и военно-теоретическим трудам. В частности, в трактате знаменитого китайского полководца древности У-цзы есть такое место: в ходе сражения "надлежит Синего Дракона иметь слева, Белого Тигра всегда иметь справа, Красного Коршуна - впереди, Желтую Черепаху - позади, Центральный Дворец - над собой, самому же быть под ним".46

По мнению Н. М. Конрада, "речь здесь идет о знаменах с изображением различных астрологических фигур, большею частью в виде животных и птиц. Обозначения направлений - слева, справа и т.д. даются, считая от полководца, который находится в центре под своим стягом "Центрального Дворца", под каковым названием подразумевалась звезда Бэты в созвездии Пастуха.

Эти знамена служили видимыми признаками отдельных частей построения армий: двух флангов, авангарда и арьергарда".57

Не наша задача в данной работе обращаться к астрологической символике, скажем только, что такое построение не всегда являлось эталонным. Так, в первой половине I тыс. до н.э. войско усунского вана перед сражением было построено следующим образом: средняя или центральная армия имела белые флаги с изображением драконов, левая армия имела красные флаги с изображением соколов, а правая армия - черные флаги с изображением медведей и тигров. Ван находился в центре, вез на повозке белый флаг также с изображением медведей и тигров".58

Обращает на себя внимание прежде всего практически идентичный состав хищных птиц и животных в киданьском и китайском войске при построении, что, безусловно, должно указывать на единую военно-политическую культуру тех и других, причем, как представляется автору, не на уровне примитивного заимствования менее развитыми в социальном отношении кочевниками более развитых форм культуры китайцев, а именно как следование общерегиональным образцам.

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

Для эпохи же средневековья и нового времени характерны знамена, один образец из которых хранится в фондах Российского этнографического музея (Санкт-Петербург). Это - экспонат под № 6772-123 - коллекции, составленной из ранее незарегистрированных экспонатов.

Общая длина его - 135 см. Состоит он из древка навершия и "челки стяговой". Древко деревянное, обструганное, круглое в сечении, покрашенное черной краской. В верхней части древка вырезан "палец", на который крепится навершие. В нижней части вырез длиной 6,5 см с тремя вбитыми гвоздями - для крепления или на нижней части древка, или еще куда-либо. На древке по всей его длине три маленьких гвоздика и гнезда от десяти таких же гвоздей - по всей вероятности ими крепилось полотнище знаменного комплекса.

Навершие представлено в виде обломка круглой пластины, (видимо, знамя было взято в бою, так как в таких случаях навершие обычно втыкали в землю и ломали), которая крепится к втулке двумя медными заклепками. Втулка надета на вырезанный в верхней части древка "палец". На обломке пластины навершия сохранились остатки надписи на арабском языке с упоминанием Аллаха.

"Челка стяговая" сделана из шести конских грив (челок) с остатками кожи, которые скреплены между собой сыромятными ремешками, образуя замкнутый круг.

Упомянутая выше "челка стяговая" - тюркизм, вошедший в русский язык и имеющий в нем свою историю. В частности, описывая древнерусские знамена, М. Г. Рабинович указывает, что она укрепляется ниже навершия. По его словам, она "представляла собой по сути дела круглую кисть, окружавшую древко со всех сторон. Делалась "челка" чаще всего из конского хвоста. На миниатюрах она окрашена в багряный цвет".59 Ю. В. Арсеньев подразумевает под стяговыми "челками" древнерусских знамен "укрепленные на вершине стяга древесные пучки трав, конские хвосты и другие признаки",60 но, по-видимому, он смешивает здесь навершие с собственно "челкой".

И. И. Срезневский подразумевает под "челкой" "кисть на знамени; развевающийся хвост лошади или яка; кусок ткани, сходный с таким хвостом".61

В словаре В. Даля: "Челка - знамя, значек, хоругв; полотно знамени…, значка; вероятнее кисть, бунчук на стяге… // челка лошади, чуб, головная косма гривы между ушей, на лбу; неправильно путают с холкой".62

В "Словаре русского языка": "челка - прядь гривы между ушей на лбу лошади";63 в "Словаре современного русского литературного языка" - "часть гривы лошади, растущая между ушами, и прядь на лбу; … устар. шелк (или полотно) знамени и кисть на его древке", далее из Карамзина: "знамя, шелковое и полотняное, привязывалось к древку и называлось челкою".64

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

Таким образом, намечается прямая связь средневековой "челки" - заимствования из тюркских языков, с частью волос на лбу, "на челе". Одновременно налицо в русском языке как сужение значения тюрко-монгольского по происхождению слова - прядь между ушей лошади, так и расширение его - до значения знамени в целом, хотя из примеров, иллюстрирующих применение термина, этого не следует.
К. Г. Менгес прямо производит это слово от "чело", "лоб, перед", "с более старой формой "челъка"".65

По его мнению (со ссылкой на материалы В. В. Радлова), "слово могло выйти из следующего гнезда алтайских языков: тур calqa "привести в движение, трясти, бить" и "отклоняться по ветру (листья, ткань), колыхаться (о пламени), волноваться" и многие производные… . В куманд., как и в тур., должно было быть начальное с-, так что colka окажется производным от причастия настоящего времени на -/-g: calqa-".66

Однако, как представляется автору настоящей работы, есть возможность определить прямое заимствование из несколько другого семантического гнезда в тюрко-монгольских языках. По всей вероятности, являясь тюркизмом, это слово связано с термином, обозначающим гриву коня - йал/йол/йел/ял/яйла/jaл/jeлiн/жал/жалды/дэл/дел/дьел и т.д.67 в форме, распространенной, в частности, у тувинцев, киргизов, хакасов, шорцев, якутов и др.: чал/чел/челiн/сiдl,68 тем более, что при описании знамени Чингис-хана говорится: "сделанное из челки гнедого жеребца твое знамя"69 - т.е. прямо указывает на гриву коня.

Г. Гомбоев дает форму в том же контексте "холка гнедого жеребца".70 Как кажется автору, представляется возможность синонимизации термина чолка/холка в тюрко-монгольских языках. Семантическое поле этого термина гораздо шире, нежели закрепленное за ним в русском языке. В частности, с ним связан широкий круг понятий, группирующихся вокруг шеи вообще, задней части головы и области шеи на теле: celke (кирг.) - "затылок, загривок, кожа затылка, загривка";71 jilkд (барабин.)/jдlka (уйгур) - "затылок, загривок";72 далн (калм.) "загривок";73 шил (монг.) < шиле (ст.-монг.) "затылок, загривок"; шил(эн) (калм., халк.) "затылок, загривок"; шэлэ (бур.) "затылок, загривок"; чула (калм.) "темя (там состредоточена сила героя)"; шили (письм. монг.) "большая становая жила на шее у рогатой скотины";74 шили (кирг., алт.) "шейное сухожилие";75 чiтка (caг.)/jiтка "шейная жила";76 сал (як.) "загривок (задняя часть шеи) у человека и вообще у животных"77 и т.д.

В контексте нашей темы морфологии знамени и присутствия на нем в виде "челки стяговой" прежде всего пучков волос с конской головы рассмотрим некоторые с ними связанные представления, возможно объясняющие их присутствие в знаменном комплексе вообще. Общеизвестны представления о магическом значении волос, а также шерсти животных с определенных участков их тела. Они сохраняют свое значение и при автономном от тела существовании.78 Волосы, как и шерсть, символизируют обычно множество, богатство, изобилие.
В этом смысле относительно монгольского материала напомним, например, идиоматическое выражение при характеристике молодого Джангара: "Не обладавший… редкой гривой (т.е. не имевший никакой поддержки), чтобы удержаться наверху".79 В "Абай Гэсэр", бурятской версии "Гэсэриады" говорится:

"Прямо на востоке владеют долиной Шарайд три шараблинских хана.
Самый старший… имел столько подданных, сколько было волос в хвосте и гриве его солового коня. Средний… имел столько подданных, сколько было волос в хвосте и гриве его соловой кобылицы. Младший… имел столько подданных, сколько было волос в хвосте и гриве его игреневого коня".80

Видимо поэтому, как отмечал В. В. Радлов, кочевники не любят стричь своим лошадям гриву и хвосты, и поэтому, в частности, в продаже конского волоса очень мало, он идет только на изготовление толстых веревок для обвязывания юрты. Их плетут обычно очень красивыми узорами.81 Также не стригли шерсть и гриву посвященных животных.82

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

Обрезают гриву коню, в основном, только по поводу смерти его хозяина (наряду с хвостом).83 Если лошадь используют в качестве жертвы, во время поминок ей перерезают ножом загривок (койбалы).84 В отношении человека, по всем материалам, характерно то же отношение к волосам, что и к волосам животных. По крайней мере, и у человека, и у животных при обозначении одних и тех же понятий используются одни и те же термины.

Особое отношение в этом смысле к челке - части волос на передней части головы. Обозначается она часто, кроме приведенного выше, и термином кетил/кукел и его лексическими вариантами со значением "челка, хохол", "пучок волос на передней части головы мальчика; челка (у лошади)"; "косичек девочек (12-25 лет)"; "клок волос на темени; чуб, хохол (у человека и птиц)" и т.п.85 Этот пучок волос является чрезвычайно сакрализованным элементом.

По материалам В. Вербицкого, у алтайцев чуб зайсанга до того неприкосновенен для окружающих, что к нему нельзя прикоснуться, даже когда подстригают ему волосы.86

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

На этот же мотив обращает внимание монгольский исследователь обрядовой поэзии монголов Х. Сампилдэндэв в своей докторской диссертации: в контексте темы скальпирования врага он отмечает, что "в древности мужчины, называвшиеся хар хун ("простолюдины"), брея голову, оставляли на затылке волосы, потому что существовал обычай не дотрагиваться лезвием ножа до этого места".87

Он трактует этот момент в общем русле запрета притрагиваться к затылочной части головы, в частности, барана - эта часть входит в число 21 части баранины, которые не обладают пищевыми качествами и могут, как считается, повредить здоровью. В частности, когда едят мясо головной части баранины, к затылочной части никогда не притрагиваются.88 В ряде случаев, как представляется, можно предполагать, что это часть, как и некоторые другие, относится к числу так называемых "сакральных" частей. относящихся к ведению "другого мира" и в силу этого предназначенных богам, предкам и т.д., то есть этот запрет относится не к физиологии и кулинарии как таковой, а к религиозно-мифологической области культуры.

В том же плане интересно применение этого термина в форме сукул/сукусн в значении "хранитель жизни" в "Джангаре".89 С. Ю. Неклюдов рассматривает конскую гриву в качестве "душехранилища".90

По словам Г. Р. Галдановой, "в гриве лошади якобы пряталась душа человека, преследуемая злыми духами".91 Подобное же особое отношение средневековых монголов к гриве лошади зафиксировано Гильомом Рубруком:

"Всякий раз, когда они (монголы - С. Д.) соберутся для питья, они сперва обрызгивают напитком то изображение, которое находится над головой господина, а затем другие изображения по порядку. После этого слуга выходит из дома с чашей и питьем и кропит трижды на юг, преклоняя каждый раз колена, и это делается для выражения почтения к огню; после того он повторяет то же, обращаясь на восток, в знак выражения почтения воздуху; после того он обращается на запад для выражения почтения в воде; на север они кропят в память об умерших. Когда господин держит чашу в руке и должен пить, то, прежде, чем пить, он выливает на землю соответствующую часть. Если он пьет, сидя на лошади, то до питья делает излияние ей на шею или гриву".92

Уже в новейшее время Н. Л. Жуковская, описывая наблюдаемый ею обряд чествования коня - победителя скачек и его наездника во время праздника Надом, в частности, в ходе ритуальных восхвалений достоинств коня, упоминает о том, что ему кропили кумысом голову, гриву и круп.93

Как представляется автору, весь этот комплекс представлений, связанных с волосами, с гривой, в значительной степени мог быть представлен в идеологии оформления знамени и может быть использован для его интерпретации.

[torkel]

[b]Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии [/b]
С. В. Дмитриев
Санкт-Петербург

Основные выводы данной статьи заключаются в том, что морфология знамени и терминология, с ним связанная, являются отражением сложного комплекса представлений, отражают общую культуру этноса. Являясь одним из основных центров социально-политической маркировки социума и пространства, знамя в своей морфологии повторяет целый ряд идеологических универсалий культуры, что находит свое отражение и в терминологии. Как представляется автору, являясь одним из центров социально-политической маркировки социума и пространства, знамя, с одной стороны, вбирает, втягивает в орбиту своего влияния и не связанные с ним первоначально многие религиозно-идеологические представления, с другой распространяет на другие сферы культуры свои энергетические (ритуальные) функции, способствуя консолидации социума и его идеологии в своем конструируемом культурно-политическом поле.

Многоаспектность функциональных характеристик знаменного комплекса определяется тем, что оно достаточно мобильно, в отличие от так называемых "сакральных мест", которые, являясь стационарными объектами культа, привязаны к этим географическим точкам. Знамя, в отличие от последних, может перемещаться и внезапно возникать в неожиданных местах, неся с собой комплекс идеологических представлений, что немаловажно, учитывая то, что способы консолидации усилий социума и, соответственно, части социума - войска - в нужный момент в нужном месте относятся к числу основных в системе военно-политической культуры. Обычно в традиционной военной культуре знамя являлось основной целью, объектом главного удара, утрата которого приводила к полной дезорганизации и дезориентации войсковой единицы и, как следствие, к поражению.

[Sabata]

У меня есть разные статьи про защитное вооружение Евразии. Если желаете, могу добавить сюда или в другую тему, если посчитаете ее более подходящей.

[torkel]

[quote name='Sabata' post='5254971' date='Aug 22 2009, 16:59 ']У меня есть разные статьи про защитное вооружение Евразии. Если желаете, могу добавить сюда или в другую тему, если посчитаете ее более подходящей.[/quote]

Было бы неплохо, но надо как-то соотнести с названием подфорума... хотя бы проследить связи, наследование и взаимовлияние. Если допустим тибетский ламеллярный доспех дать в сопоставлении с вооружением одного из татаро-монгольских войск, то это к месту, но если идет речь о тяжелой коннице енисейских кыргызов в походе на Пекин, то это вряд ли можно связать впрямую.

[torkel]

Тибетские ламеллярные доспехи для всадника и коня, очень похожие на те, которые носили монгольские тяжеловооружённые всадники.

[attachment=362948:________...________.jpg]

[torkel]

[b]Заговоры военного человека, идущего на войну, от врага и ран[/b]


Встану я утром раннею зарею, умоюсь студеною росою, утрусь зеленою травою, завалюсь за крепкою стеною.
Пусть эта стена будет крепка и высока, а вражья пуля легка и мягка, ружье-игрушка и как трубка пушка.
Моя же пуля, будь крепче стали, метче молнии, быстрее мысли.
Тело мое, не поддавайся вражескому оружию, пули, стрелы, пролетите мимо и падайте в земли, да в камни, да в безграничное пространство.
И буду я цел и невредим, раны мои не будут болеть, кровь моя не будет течь, враг меня не будет зреть, пуля его меня не возьмет, и стрелы его меня не достанут, и буду я по ночам крепко-крепко спать, а днем храбро-храбро биться.
Я, раб Божий (имя), сражаюсь за родину свою, а вы, басурманы, деретесь, не зная из-за чего.
Сгиньте, стрелы, и пищали, и свинец, и пули, и огонь, и меч.
Слова мои будут исполнимы и крепки, и буду я цел и невредим, как бы доныне.
Аминь.

[torkel]

[b]Заговоры военного человека, идущего на войну, от врага и ран[/b]


2.
Еду я на гору высокую, далекую, по облакам, по водам, а на горе высокой стоит терем боярской, а во тереме боярском сидит зазноба, красная девица.

Ты, девица, зазноба молодеческая, иду за тебя во рать на супостатов моих, врагов-злодеев.
Вынь ты, девица, отеческий меч-кладенец: достань ты, девица, панцирь дедовский; отомкни ты, девица, шлем богатырский; будь венцом обручальным мне, конь вороной, будь удалым молодцом.

Выйди ты, девица, во чисто поле, а во чистом поле стоит рать могучая, а в рати оружий нет сметы. Закрой ты, девица, меня своей фатой: от силы вражьей, от пищали, от стрел, от бойца, от кулачного борца; от ратоборца; от дерева русского и заморского: от дуба, от вяза, от клена, от ясеня, от ели, от рябины, от полена длинного-недлинного, четвертинного, от липы, от жимолости, от ивы, от сосны, от яблони, от курослепа, от орешины, от можжевельника; от сена, от соломы, от кости, от железа, от уклада, от стали, от меди красной, зеленой, проволоки, от серебра, от золота, от птичьего пера;

от неверных людей: [b]ногайских, немецких, мордвы, татар, башкирцев, калмыков, гулянцев, бухарцев, кобытей, вовулей, бумирцев, турченинов, якутов, лунасов, черемисов, вотяков, либанов, китайских людей. [/b]

Вы, дерева, от меня, раба (имя), воротитесь; вы, железо, и медь, и сталь, и зало, отлетайте; вы, люди неверные, отбегайте. А буде я ворочусь поживу и поздорову, ино буду, красна девица, тобою похвалятися, своею молодеческою поступью выказываться. Твоя фата крепка, как камень горюч Алатырь; моя молодеческая поступь сильна, как вода мельничная. Дух духом, всех пинком, нет никого, я один, поживу-по-здорову.

[torkel]

[b]Заговоры военного человека, идущего на войну, от врага и ран[/b]

3
Выхожу я во чисто поле, сажусь на зеленый луг, во зеленом лугу есть зелия могучие, а в них сила видимо-невидимая.
Срываю три былинки белые, черные, красные.
Красную былинку метать буду за окиян-море, на остров на Буян, под меч-кладенец;
черную быаинку покачу под черного ворона, того ворона, что свил гнездо на семи дубах, а во гнезде лежит уздечка бранная, с коня богатырского; белую былинку заткну за пояс узорчатый, а в поясе узорчатом завит,

зашит колчан с каленой стрелой, [b]с дедовской, татарской.[/b]

Красная былинка притащит мне меч-кладенец, черная былинка достанет уздечку бранную, белая былинка откроет колчан с каленой стрелой,
С тем мечом отобью силу чужеземную, с той уздечкой обращаю коня ярого, с тем колчаном со каленой стрелой разобью врага-супостата. Заговариваю я ратного человека (имя) на войну сим заговором.

Мой заговор крепок, как[b] камень Алатырь. [/b]

[torkel]

[b]Заговоры военного человека, идущего на войну, от врага и ран[/b]

4
Под морем под Хвалынским стоит медный дом, а в том медном доме закован змей огненный, а под змеем огненным лежит семипудовый ключ от княжева терема, Володи-мерова, а во княжем тереме, Володимеровом, сокрыта сбруя богатырская, богатырей новгородских, соратников молодеческих.

По Волге широкой, по крутым берегам плывет лебедь княжая, со двора княжева.
Поймаю я ту лебедь, ой поймаю, схватаю:
«Ты, лебедь, полети к морю Хвалынскому, заклюй змея огненного, достань ключ семипудовый, что ключ от княжева терема Володимерова».
Говорила лебедь:
«Не моим крыльям долетать до моря Хвалынского, не моей мочи заклевать змея огненного, не моим ногам дотащить ключ семипудовый. Есть на море, на окияне, на острове на Буяне ворон, всем воронам старший брат; он долетит до моря Хвалынского, заклюет змея огненного, притащит ключ семипудовый; а ворон посажен злою ведьмою киевскою».

Во лесу стоячем во сыром бору стоит избушка, не шитая, не крытая, а в избушке живет злая ведьма киевская. Пойду ль я во лес стоячий, во бор дремучий, взойду ль я в избушку к злой ведьме киевской: «Ты, злая ведьма киевская, вели своему ворону слетать под море Хвалынское, в медный дом, заклевать змея огненного, достать семипудовый ключ».

Заупрямилась, закорачилась злая ведьма киевская о своем вороне: «Не моей старости бродить до моря-окияна, до острова до Буяна, до черного ворона. Прикажи ты моим словом заповедным достать ворону тот семипудовый ключ».
Разбил ворон медный дом, заклевал змея огненного, достал семипудовый ключ. Отпираю я тем ключом княжий терем Володимеров, достаю сбрую богатырскую, богатырей новгородских, соратников молодеческих. Во той сбруе не убьет меня ни пищаль, ни стрелы, ни бойцы, ни борцы, [b]ни татарская, ни казацкая рать[/b]. Заговариваю я, раба (имя), ратного человека, идущего на войну, сим моим крепким заговором. Чур, слову конец, моему делу венец!

[torkel]

[b]Заговоры военного человека, идущего на войну, от врага и ран[/b]

5
На море, на окияне, на острове на Буяне, сидит добрый молодец, во неволе заточен.
К тебе я прихожу, добрый молодец, с покорищем:
«Выдают меня родные братья во княжую рать, одинокого, неженатого, а во княжей рати мне подобру не жити. Заговори меня своим молодеческим словом».
— «Рад бы стоять во поле за тебя, горького сиротину, да крепка моя неволя, да гсрька моя истома.

Заговариваю я тебя, раба (имя), идти на войну, как заповедовал мне родной отец. А будешь ты ратным человеком, ино будь сбережен: от топора, от бердыша, от пищали, [b]от татарской пики[/b], от красного булата, от борца, единоборца, от бойца врага-супостата, [b]от всей поганой татарской силы, от казанской рати,[/b] от литовских богатырей, от черных божьих людей, от бабьих зазор, от хитрой немочи, от всех недугов.

И будет тебе: топор не в топор, бердыш не в бердыш., пищаль не в пищаль, [b]татарская пика не в пику, поганая татарская сила не в силу, казанская рать не в рать[/b], черные божьи люди не в люди, бабьи зазоры не в зазоры, хитрая немочь не в немочь, литовские богатыри не в богатыри, недуги не в недуги. Кручусь, верчусь, от топоров, бердышей, пищалей, пик, бойцов, борцов, [b]татарской силы, казанской рати[/b], черных божьих людей. Отмахнусь по сей век, по сей час, по сей день».

[torkel]

[b]Заговоры военного человека, идущего на войну, от врага и ран[/b]

6
Встану я рано, утренней зарей, умоюсь холодной росой, утрусь сырой землей, завалюсь за каменной стеной, кремлевской.
Ты, стена кремлевская, бей врагов — супостатов,[b] дюжих татар, злых татарчонков;[/b] а я был бы из-за тебя цел-невредим. Лягу я поздно, вечерней зарей, на сырой росе, во стану ратном; а в стану ратном есть могучи богатыри, княжей породы, из дальних стран, со ратной русской земли.

[b]Вы, богатыри могучи, перебейте татар, полоните всю татарскую землю;[/b] а я был бы из-за вас цел-невредим. [b]Иду я во кровавую рать татарскую[/b], бью врагов и супостатов; а был бы я цел-невредим. Вы, раны тяжелые, не болите, вы, удары бойцов, меня не губите, вы, пищали, меня не десятерите; а был бы я цел-невредим. Заговариваю я раба (имя), ратного человека, идущего на войну, сим моим крепким заговором.
Чур, слову конец, моему делу венец!

[torkel]

[b]Заговоры военного человека, идущего на войну, от врага и ран[/b]

7
Завяжу я, (имя) раб, по пяти узлов всякому стрельцу, немирному, неверному на пищалях, луках и всяком ратном оружии. Вы, узлы, заградите стрельцам все пути и дороги, чамкните все пищали, опутайте все луки, повяжите все ратные оружия.

И стрельцы бы из пищалей меня не били, стрелы бы их до меня не долетали, все ратные оружия меня не побивали. В моих ушах сила могуча, сила могуча змеиная сокрыта, от змея двунадесятиглавого, того змея странного, что пролетел за окиян-море, со острова Буяна, [b]со медного дома, того змея, что убит двунадесятые богатырями под двунадесятъю муромскими дубами.[/b]

В моих узлах зашиты злой мачехою змеиные головы. Заговариваю я раба (имя), ратного человека, идущего на войну, моим крепким заговором, крепко-накрепко.

¤ В былое время воины писали на бумаге слово «НЕ ПРИКАСАЙСЯ». Зашивали записку в тряпочку и носили в вороте рубахи или другой какой-либо одежды, которая не снималась во все время войны, и так носили до окончания битвы, то есть войны.

[torkel]

[b]Крымско-татарская конница в войне с Наполеоном[/b]

[b]Продолжение[/b]

Из документов, имеющихся в архиве Таврического губернского правления, видно, что полки прибыли в Крым и были распущены по домам с подтверждением быть готовыми к выступлению по первому требованию. Начальство же было озабочено обновлением амуниции и приисканием недостающего оружия.

Затем Симферопольский конно-татарский полк выступил из Симферополя 21 мая 1808 года, прибыл по маршруту в г. Вильно 13 сентября и был расположен с казачьей бригадой генерала Иловайского 3-го на прусской границе кордонами в пяти-верстовом расстоянии. Штаб-квартирой полка было местечко Юрбург (19).

Перекопский полк выступил из г. Перекопа 31 мая 1808 года и прибыл в г. Гродно 22 августа, расположился кордонами в Белостокской области, начиная от селения Каменки до Кринички. Штаб-квартира полка была в м. Гониондзах (20).

Через год - 30 мая 1809 года выступил из г. Перекопа Евпаторийский конно-татарский полк, а 1 июня Феодосийский, и оба были направлены в г. Махновку Киевской губернии, куда прибыли 16 июля и были расположены на границе Киевской и Житомирской губерний (21).

20 мая 1808 года получены были при письме за №611 от Херсонского военного губернатора Высочайшие награды и подарки именитым мурзам Крыма, принимавшим участие в составлении татарских полков, а именно: Таврическому муфтию Муртаза Челеби эфендию золотая медаль, осыпанная алмазами, на голубой ленте; коллежскому советнику Батыр аге Крымтайскому, майорам: Мердимше мурзе Мансурскому (Евпат[ортийский] уездн[ый] предв[одитель] двор[янства]), Алтай мурзе Ширинскому, Сеит Ибрам аге Тащиоглу, капитану Катырше мурзе Ширинскому и коллежскому ассесору Измаил бею Балатукову (исп[олнявший] долж[ность] губ[ернского] предв[дителя] двор[янства]) - золотые часы, осыпанные алмазами; чины: губернского секретаря - Сале мурзе Кипчакскому и коллежского ассесора - Джелал мурзе Кипчакскому, Ен мурзе Эдилер, Мурат мурзе Аргинскому, Мегмет аге Джемиков-Мамайскому, Мегмет мурзе Крымтайскому, Кутлуше мурзе Черикову, Осман мурзе (22).

[torkel]

[b]Крымско-татарская конница в войне с Наполеоном[/b]

До открытия военных действий Симферопольский и Перекопский конно-татарские полки находились на прусской границе, в 1812 году, с открытием военных действий принимали живое участие во всех боях и сражениях в корпусе войскового атамана графа Платова, как то:

[b]при Мире, Романове, Могилеве, Смоленске, Поречье, Духовщине, Рузе, Можайске, Бородине. При преследовании неприятеля из Москвы крымцы участвовали в ежедневных сражениях, между прочим, при Тарутине, Гжатске, Дорогобуже, у Боровицкого перевоза, по дороге к Вильно, при Юрбурге, при переходах через Неман и в заграничных делах, находясь в корпусе генерала от кавалерии герцога Александра Виртембергского, в сражениях при Тильзите, Рогниде, Бранденбурге, в блокаде и взятии крепости Данцига, где в особенности отличились и были полезны наши татарские полки; и командир Симферопольского полка полковник князь Балатуков произведен был за это дело в генерал-майоры (7 дек[абря] 1813 г.).[/b]

Евпаторийский же конно-татарский полк в начале 1812 года был выдвинут в Виленскую губернию и поступил во Вторую западную армию.
Вначале занимал кордоны по реке Неману и участвовал в сражениях с авангардными войсками при изгнании неприятеля из Брест-Литовска, под городом Кобрином и при отобрании оного, при занятии г. Белостока и разбитии французского генерала Ферьера под местечком Заблудовом, при ретираде из-под г. Пружан, при селении Городечне.

В этом сражении, при атаке Евпаторийского полка, у есаула Садык ага Кунтуганского правая рука по локоть и указательный палец были рассечены саблей, но он после перевязки вернулся в строй и участвовал вместе с полком в последующих сражениях - при ретираде к г. Кобрину, под местечком Любомлем, при нападении цезарского генерал-цейхмейстера, в разбитии его при дер. Низевичи, а в 1813 году - во многих сражениях в Германии, между прочим, при Люцене и при дер. Кульме, где Кунтуганский был ранен второй раз саблей в голову выше брови, с раздроблением кости, и в правую ногу выше голени пулей навылет.
За отличие в этом деле он был произведен в войсковые старшины и для излечения от ран возвращен в Крым.

[torkel]

[b]Крымско-татарская конница в войне с Наполеоном[/b]

В 1812 году в одной из перестрелок был убит сотник Перекопского полка и кавалер ордена св. Анны 4-го класса Хасан мурза Уздемников (23), а в 1813 году в деле близ г. Можайска был убит его брат, войсковой старшина Перекопского полка и кавалер ордена св. Владимира 4-й степени Батыр мурза Уздемников.

В деле у Боровицкого перевоза был ранен в ногу пулей навылет Симферопольского полка есаул Абдуреим челеби Ильясов 1-й, но он все время оставался в строю и участвовал во всех делах вплоть до блокады кр[епости] Данцига, откуда был отправлен в Крым для привода новобранцев для пополнения убыли Симферопольского и Перекопского полков, с каковыми людьми и прибыл в полк по взятии Данцига. Нужно заметить, что убыль людей в этих полках была пополнена еще в 1811 году приведенными есаулом Мурат мурзой и есаулом Менгли Гиреем Ширинским людьми (в Симферопольский полк - 53, в Перекопский - 121 человек), из чего можно заключить, что убыли нижних чинов в полках было немало (24).
В сражении близ горы Цыганкенберг была оторвана картечью нога у хорунжего Мегмед бея Текятова.

С прекращением военных действий и заключением мира с Францией Симферопольский, Перекопский и Евпаторийский конно-татарские полки вернулись с действующей армией через Германию на город Брест-Литовск и прибыли в Крым 5 октября 1814 года, а дня через два были распущены по домам впредь до востребования (25).

Феодосийский конно-татарский полк в сражениях не участвовал, надо полагать, вследствие плохого вооружения, так как он, кроме пик да татарских ножей, никакого оружия не имел. Он все время оставался в пределах России, занимая кордоны по берегу реки Буга Гродненской губернии, и вернулся в Крым 15 мая 1815 года. Люди были распущены по домам так же, как и люди первых полков, впредь до востребования.

В 1817 году по Высочайшему повелению и распоряжением главного штаба от 7 мая за №404 все четыре полка были расформированы. Нижние чины обращены "в первобытное состояние", все обер-офицеры повышены в чинах, удостоены Монаршего благоволения и пожизненно оставлены по списку в рядах русской армии с сохранением мундира полка (26).

[torkel]

[b]Крымско-татарская конница в войне с Наполеоном[/b]

Из всех вышеизложенных фактов видно, что татарские полки Крыма вернулись домой через шесть с половиной лет, вернулись не в том составе и не в том виде, как вышли из Крыма, но зато в точности исполнив долг присяги и послужив Отечеству с некоторой пользой и славой, о чем свидетельствуют раны, полученные крымцами, и знаки отличия, а также свидетельства их начальства (27).

Многие крымцы остались на полях битв, а многие и естественной смертью заняли места на чужбине, как, например, Евпаторийского полка есаул Касым мурза Мансурский, умерший 10 января 1810 года. Некоторые же вернулись калеками. Но герои-инвалиды не были оставлены милостью Царя. Так, войсковому старшине Кунтуганскому назначена была пенсия в 900 руб. в год, есаулу Касым мурзе Карашаю - 800 руб., сотнику Осман Челеби Ильясову 2-му - 500 руб., хорунжему Мегмед бею Текятову - 500 руб.
Кроме того, все они получили единовременное пособие в размере пенсии. 35 человек раненых из нижних чинов получили пенсии от 50 до 100 рублей в год, смотря по ранам, а 18 нижних чинов получили единовременное пособие на излечение ран в том же размере (28).

[b]Из пятидесяти офицеров более половины вернулись кавалерами за военные отличия, а некоторые и с большими наградами. [/b]

Так, командир Симферопольского конно-татарского полка Кая бей князь Балатуков, ушедший майором, вернулся генерал-майором и кавалером св. Георгия 4-го класса, св. Анны 2-го класса и Владимира 3-го и 4-го классов; командир Перекопского конно-татарского полка Амет бей князь Хункалов - полковником с золотой саблей и орденом Владимира 4-го класса и св. Анны 2-го класса; командир Евпаторийского конно-татарского полка Мамайский - майором и кавалером св. Анны 3-го класса. Кроме того, все чины получили по серебряной медали на голубой ленте с надписью: "не нам, не нам, а имени Твоему" (29).

[torkel]

[b]Лейб-гвардии крымско-татарский эскадрон[/b]

Со дня расформирования полков у первого боевого генерала из крымских татар Кая бея Балатукова зародилась мысль, как бы оградить крымцев от могущей пасть на них когда-нибудь рекрутской повинности, для чего и возбудил он ходатайство об утверждении постоянной гвардейской части из татар Крыма, по примеру Донского и Уральского казачьего войска, за боевую службу в отечественную войну.

Долголетняя бытность его в армии, масса товарищей его, как по корпусу, так и по боевым бивакам среди высокопоставленных лиц способствовали ему и дали возможность осуществить этот проект крымско-гвардейского эскадрона, чему также много помог приезд Императора Александра I в Крым в 1825 году, так как Кая бей все время находился в свите и сопровождал Государя по всему Крыму.

Вопрос о гвардейском эскадроне из татар Крыма был окончательно решен, но внезапная смерть Александра I вызвала некоторую задержку, и только в 1826 году состоялся Высочайший приказ о сформировании лейб-гвардии крымско-татарского эскадрона, в котором по утвержденному штату состояло:

1 полковник, 9 обер-офицеров, 24 унтер-офицера, 4 трубача и 192 рядовых.

Эскадрон был разделен на три части: две части находились постоянно на службе в С.-Петербурге, а третья, в составе 3 офицеров, 8 унтер-офицеров и 64 рядовых, находилась в Крыму; через каждые три года льготная часть шла на службу в С.-Петербург. Срок всей службы нижним чинам был 15-летний, из коих 9 - на службе, а 6 - на льготе. Все содержание во время сбора, снаряжения людей на службе одеждой и лошадьми отнесены на счет общества, для чего все татарское население Крыма облагалось по 17 коп. с души в год; все же содержание во время пути на службу и в С.-Петербурге производилось за счет казны. Жалованье получали на службе от казны: унтер-офицеры - по 54 руб., а рядовые - по 37 руб. серебром в год, офицеры же - по обще-гвардейско-кавалерийскому окладу.

[torkel]

[b]Лейб-гвардии крымско-татарский эскадрон[/b]

Таким образом, мысль генерала Балатукова осуществилась, и в это время он удостоился Высочайшей грамоты с пожалованьем ему знаков ордена св. Анны 1-й степени. Со свойственной ему энергией он принялся за сформирование и снаряжение гвардейского эскадрона.

Сохранились списки первых гвардейцев из крымских татар (30); все нижние чины были ростом выше 8 вершков; многие, в особенности унтер-офицеры, были кавалерами отечественной войны. Одет был эскадрон в куртки и шаровары синего сукна - это обыкновенная форма, а парадная - куртка красного сукна с 4 газырями на груди, кругом обшитыми желтым гвардейским басоном, а у офицеров галуном; кивера были старо-мурзацкого образца шапок, также обшитые вдоль и поперек басоном, у офицеров галуном; люди вооружены были пикой, саблей и пистолетом.

При сформировании эскадрона, в выборе людей и лошадей самым живым и энергичным помощником генерала Балатукова (31) был корнет Мурад мурза Аргинский, но ему не удалось идти с эскадроном в С.-Петербург в первой очереди: в одной из поездок своих по делам выбора людей, около г. Карасубазара, он опрокинулся с бричкой и вывихнул себе ногу; немного оправившись, он поехал за эскадроном, получил чин поручика, но служить не мог, в скором времени вернулся в Крым и вышел в отставку штаб-ротмистром.

Первая очередь двух третей крымско-татарского гвардейского эскадрона выступила из Симферополя 20 апреля 1827 года под командой героя отечественной войны подполковника Адиль бея Балатукова и прибыла в Петербург 20 августа. Через два дня эскадрон был представлен на смотр великому князю Михаилу Павловичу, а на четвертый день Императору Николаю I.

Его Величество остался очень доволен видом людей и лошадей, и Адиль бей с производством в полковники был утвержден командиром эскадрона. По приходе в Петербург эскадрон поступил в состав лейб-гвардии сводно-казачьего полка (32) и расположен был по обывательским квартирам по Лиговке, на Ямской.

В 1846 году была окончена постройка 3-этажного здания на Обводном канале, в ряду казачьих казарм, для помещения эскадрона, на счет сбора с крымских татар - стоимостью более 700 тыс. руб. В верхнем этаже были квартиры для командира эскадрона, для муллы и большая роскошная зала под мечеть, стены которой, михраб и кафедры для проповеди и чтения кутбе были выкрашены белой масляной краской с золотым ободком и украшениями карниза; весь пол был устлан толстым белым сукном. С окончанием постройки этих казарм эскадрон помещался там до расформирования его, то есть до 15 мая 1864 года, когда казармы эти, по распоряжению начальства, были заняты гвардейской казачьей батареей (33).

[torkel]

[b]Лейб-гвардии крымско-татарский эскадрон[/b]

Через год, 16 марта 1828 года, Высочайшим приказом командир эскадрона полковник князь Балатуков по болезни отчислен и возвращен в Крым, а на его место назначен командиром полковник Ахмет бей князь Хункалов. В то же время, с открытием войны с Турцией, эскадрон под командой ротмистра Биярсланова в составе лейб-гвардии сводно-казачьего полка выступил из С.-Петербурга к границе Турции, перешел Дунай и в конвое гвардейского штаба через крепость Исакчи прошел берегом Черного моря к крепости Кюстенджи-Мангалия, далее к крепости Варна, участвовал при осаде и взятии ее, заслужил серебряные трубы, а несколько нижних чинов получили знаки отличия военного ордена. С окончанием войны 7 октября 1829 года эскадрон вместе с гвардейским корпусом вернулся в С.-Петербург под командой командира эскадрона полковника князя Хункалова, принявшего эскадрон за Дунаем в 1828 году.

Затем крымско-татарский гвардейский эскадрон продолжал свою мирную службу в С.-Петербурге, отправляя все обязанности наравне с гвардейскими частями Донского, Черноморского и Уральского казачьих войск, не отставая от них ни в чем, до 1864 года.

С началом восточной войны в 1853 году с Англией, Францией и Турцией эскадрон, находившийся в Петербурге под командой полковника Батыр Челеби Муфтийзаде, был выдвинут в крепость Кронштадт и все время был занят охраной берегов Балтийского моря. Льготная же часть эскадрона под командой ротмистра Омер бея Балатукова находилась в Севастополе, принимала участие в защите его и участвовала в действиях на Черной речке в отряде генерал-лейтенанта Рыжова, а [b]25 сентября 1854 года разъезд этого полуэскадрона снял на Мекензиевой горе пикет английских гвардейских драгун, захватив в плен одного офицера и пять нижних чинов (34), за что из рук светлейшего князя Меньшикова получили знаки отличия военного ордена унтер-офицер Сеитша Балов и рядовые Селим Абульхаиров и Молладжан Аметов.[/b]

[torkel]

[b]Лейб-гвардии крымско-татарский эскадрон[/b]

В течение всего времени с 1827 по 1864 год гвардейским крымско-татарским эскадроном командовали следующие достойные памяти лица: полковники Адиль бей князь Балатуков (командовал один год), Ахмет бей князь Хункалов - с 1828 по 1831 год, когда был произведен в генерал-майоры, Максют бей Биярсланов - с 1831 по 1836 год; Махмут бей князь Хункалов - с 1835 по 1838 год; ротмистр Улан, из литовских татар, - с 1838 по 1840 год; подполковники Сеид Гирей мурза Тевкелев, из оренбургских татар, - с 1840 по 1850 год, Батыр Челеби Муфтийзаде - с 1850 по 1862 год (в 1863 году был произведен в генерал-майоры), Омер бей Балатуков - с 1862 по 1864 год.

[b]Команда лейб-гвардии крымских татар Собственного Его Величества конвоя[/b]

Ввиду значительного выселения татар из Крыма в 1860-1861 годах и тяжести содержания и комплектования эскадрона из остающегося небольшого числа татар, Высочайшей милостью повелено было в 1863 году с 1 мая 1864 года лейб-гвардии крымско-татарский эскадрон из состава гвардейского корпуса исключить, выбрав из него 3-х офицеров и 21 нижний чин, с причислением их в

Собственный Его Величества конвой,
с именованием:

[b]"команда лейб-гвардии крымских татар Собственного Его Величества конвоя". [/b]

Эта команда была разделена на три смены: одна служила в Петербурге в составе лейб-гвардии Кавказского казачьего эскадрона вместе с кубанцами и терцами, а две смены, то есть 2 офицера и 14 человек нижних чинов, находились на льготе в Крыму, по очереди сменяясь через каждые три года. По выслуге 12-летнего срока службы людьми бывшего крымско-татарского эскадрона команда эта комплектовалась до 1880 года из охотников крымских татар по выбору офицера смены. С 1880 же года в конвой Его Величества поступали люди из крымского дивизиона по выбору командира дивизиона и офицера смены.

Форма одежды команды была почти такая же, что и в бывшем лейб-гвардии крымско-татарском эскадроне, только мундиры были длиннее, рукава шире и на груди по пять газырей, вместо киверов - татарские шапки из черной смушки; вооружение составляли: кавказское ружье, шашка, кинжал и пистолет (35).